Письмо четвертое

Если человек тебе сделал зло - ты дай ему конфетку
Он тебе зло – ты ему конфетку. И так до тех пор
Пока у этой твари не разовьется сахарный диабет

Фаина Григорьевна Раневская



День в ожидании новых сюрпризов пролетел незаметно. Снова хлопали двери камер, называли фамилии, уводили, приводили. Вновь лица переполненные тревогой. Снова я курил сигареты. Мой ум был слишком обеспокоен и поэтому за письмо я так и не сел. В камере только и разговоров, что о небе и о море. Индийский океан омывает песчаные берега нашей камеры. Мы вновь слушали Женю, его Индия была прекрасна. Его речь была нервной по началу, но потом пришло спокойствие. Shanti- успокаивали мы себя, как только слышали скрип засова. Shanti – говорил каждый себе и мечтательно утопал в гамаке на побережье. Говорить о чем угодно, только не думать о происходящем с нами здесь и сейчас. Это было не просто, было видно по лицам. Но мы старались.

Мне зашла в понедельник передача, от женщины с фамилией Отченашенка. Там была книга Нила Гилевича и новый завет. Облатка, завернутая в бумагу, подписанную детским почерком: Саше и все что могло и не пригодиться уже, но очень подняло настроение. Меня это тронуло до глубины души. Я даже решил отыскать этого человека после освобождения. Помощь от посторонних людей, сюда. Взволнованный я то и дело подбирал слова к этим не увиденным людям. Благородство, сострадание, соучастие, переживание, с каждым новым словом меня охватывала гордость за этих людей. Ангелы-хранители, по-другому и придумать было бы сложно.

А потом зашла передача для Жени, от кого? От Терешковой Лены… Это его девушка… любимая, бывшая девушка. Я видел как он замер, лист в его руках со знакомым именем согнулся. – Давай расписывайся быстрее… - звучало из маленького окошка в двери. А Женя потерялся и только после того, как передача была получена, а окно захлопнуто, он немного пришел в себя. Стопка журналов, тетрадки, блокноты, ручки, вода, салфетки, крем, паста, сигареты и всякая неопознанная мелочь лежали на столе. Я закурил вслед за Женей. Не описать тебе, то чувство которое испытывал я глядя на него. Эта улыбка грусти, напомнила мне о тебе. Я вспомнил переданные тобой шерстяные носки и свое состояние в тот момент. Скурил еще несколько сигарет упал на нару, закинув ноги на батарею увяз в мыслях.

Мне бы хотелось оказаться там в его дворце, сидя напротив, нога на ногу, смотреть ему в глаза и задавать вопросы. Знал ли он о том, что произошло на самом деле, как его армия, обойдясь одной только жестокостью и насилием, разогнала мирную демонстрацию. Ведь били не тех кто сильный, а били слабых, стариков, женщин, подростков. Знал ли он об этом, доложили ему или нет. Как он увидел произошедшее на площади. Почему все его приближенные говорят такие страшные, лишенные всякого смысла слова, пытаясь найти себе оправдание, поверить чьему то плохо спланированному вымыслу. Как можно было?

Почему, если такая уверенность в своей честной победе, на снегу в тот вечер было столько крови. В самом центре города, в самом центре цивилизованного мира, произошли неподдающиеся пониманию вещи. Как? Мой бунтующий ум никак не успокоится…