Александр Федута: Беларусь потеряла надежду на бескровный выход из ситуации
Конституционный кризис начался в Беларуси не в 1996-м, как это многие считают, а 1995-м году, когда власть не смогла обеспечить конституционное большинство в парламенте. Верховный Совет 13-го созыва был сформирован против воли одного человека.
Об этом корреспонденту сайта UDF.BY заявил политический обозреватель, автор книги "Лукашенко: политическая биография" Александр Федута.
– Это было свидетельством того, что в Беларуси еще была демократия. После формирования парламента первое лицо государства оказалось перед угрозой серьезного ограничения власти. Ограничителями власти выступали парламентские фракции. Политические партии, имевшие большинство – аграрии и коммунисты.
– Не проще ли было договориться с ними?
– Стало понятно, что надо договариваться с этими партиями. Договариваться – значит делить власть. К этому Лукашенко готов не был. Он вообще не умеет договариваться о разделе властных полномочий. Полномочия в его глазах существуют только тогда, когда он бесконтролен.
– Вместо договоренностей Лукашенко затеял свою игру?
– Вначале он попытался поставить спикером своего человека. У него это не получилось. Потом – купить лояльность лидеров парламента. И это не удалось. Не удалось, в первую очередь, не потому, что господа Шарецкий и Калякин не были договороспособными, как раз с ними на том этапе он мог договориться, а потому, что встал вопрос разделения властей – это был камень преткновения. В этом вопросе консенсус был невозможен.
– Для чего, на ваш взгляд, глава государства "пошел на референдум"?
– Лукашенко инициировал референдум о расширении своих полномочий, речь шла не о расширении полномочий президента, потому что любой нормальный политик (нормальный не по состоянию здоровья и наличию интеллекта), любой политик прекрасно понимает, что разделить власть – это означает разделить ответственность. Лукашенко разделять ответственность был не готов. В результате был инициирован референдум, который привел и к кризису внутри самого парламента.
– В чем он проявился?
– Он выразился в попытке исполнительной власти расколоть парламентские фракции, что удалось. Формируя список кандидатов в депутаты, партии, получившие большинство, к сожалению, проявили полную кадровую беспомощность. Оказалось, что красивая риторика еще не означает устойчивую приверженность демократическим принципам.
– Почему события пошли именно таким образом?
– Сработало несколько вещей. Во-первых, ориентированность ряда депутатов на решение личных проблем, в том числе и части оппозиционно настроенных. Я не могу по-другому оценить позицию социал-демократа Пашкевича. Иван Иванович откровенно делал личную ставку. Те же представители фракции коммунистов, прикрываясь псевдокоммунистической риторикой, перейдя на сторону Лукашенко, ушли защищать партию крупного капитала, каковой стала фракция "Согласие". Были те, кто просто купился на обещание большого поста в будущем парламенте. Были и те, кому все было совершенно безразлично – что будет и как будет. Вот из них и было сформировано новое большинство. Я считаю, что это было не только поражением демократических институтов, но и поражением тех политических партий, которые на тот момент были представлены в парламенте.
– Оцените роль России в событиях 15-летней давности. Все ли сделали в той ситуации высшие должностные чины соседнего государства?
– Россия не понимала, что происходит в Беларуси. Для них важнее всего было сыграть роль усмирителей конституционного кризиса. Лукашенко позволил им это сделать. России не выгоден был кризис в Беларуси. Иначе такой десант сюда бы не приехал. Зона ответственности России в мировом распределении политического влияния такова, что ей надо постоянно доказывать, что она контролирует ситуацию. Любое "решение без стрельбы" – это и есть контроль политической ситуации. Как мы помним, выстрелов не было.
– История не терпит сослагательного наклонения. Сейчас нет смысла говорить, о том, какой бы была Беларусь, если бы победила оппозиция. Однако какие три вещи, которые Беларусь потеряла в результате референдума, вы назвали бы?
– Беларусь потеряла надежду на бескровный выход из сложившейся ситуации. Ноябрь 1996 года напрямую породил декабрь 2010 года. То, что произошло на Площади год назад – прямое следствие того, что у нас нет независимой избирательной системы, что у нас нет четко прописанной процедуры гарантии соблюдения прав человека. Как исполнительная власть планирует выходить из этой ситуации, я не знаю. И то, что сейчас происходит, происходит, я думаю, именно потому, что она тогда загнала себя в угол.
Беларусь лишилась приглашения в Европейский Союз. Замороженный статус белорусского парламента в Парламентской Ассамблее ОБСЕ, доказательная обоснованность решений об отсутствии демократической процедуры в Беларуси помешала пригласить нашу страну для начала переговоров о вступлении республики в Евросоюз.
Кроме этого, Беларусь потеряла устойчивое экономическое развитие. Потому что, пока мы сидим на российском нефтегазовом шприце, это неустойчивое экономическое развитие, что бы об этом ни говорила белорусская власть.
– Могла ли власть тогда поступить иначе? Были ли в окружении президента люди, которые имели иную точку зрения, но просто не смогли его переубедить?
– К осени 1996 года все, кто мог озвучивать альтернативную точку зрения, из команды Лукашенко либо ушли сами, либо были выдавлены. Людей, которые могли бы возражать ему или предлагать какую-то альтернативу – уже не было. Там осталась команда людей, которая "брала под козырек" и говорила только "Да!" Иного решения в ноябре 1996 года исполнительная власть принять не могла.
Об этом корреспонденту сайта UDF.BY заявил политический обозреватель, автор книги "Лукашенко: политическая биография" Александр Федута.
– Это было свидетельством того, что в Беларуси еще была демократия. После формирования парламента первое лицо государства оказалось перед угрозой серьезного ограничения власти. Ограничителями власти выступали парламентские фракции. Политические партии, имевшие большинство – аграрии и коммунисты.
– Не проще ли было договориться с ними?
– Стало понятно, что надо договариваться с этими партиями. Договариваться – значит делить власть. К этому Лукашенко готов не был. Он вообще не умеет договариваться о разделе властных полномочий. Полномочия в его глазах существуют только тогда, когда он бесконтролен.
– Вместо договоренностей Лукашенко затеял свою игру?
– Вначале он попытался поставить спикером своего человека. У него это не получилось. Потом – купить лояльность лидеров парламента. И это не удалось. Не удалось, в первую очередь, не потому, что господа Шарецкий и Калякин не были договороспособными, как раз с ними на том этапе он мог договориться, а потому, что встал вопрос разделения властей – это был камень преткновения. В этом вопросе консенсус был невозможен.
– Для чего, на ваш взгляд, глава государства "пошел на референдум"?
– Лукашенко инициировал референдум о расширении своих полномочий, речь шла не о расширении полномочий президента, потому что любой нормальный политик (нормальный не по состоянию здоровья и наличию интеллекта), любой политик прекрасно понимает, что разделить власть – это означает разделить ответственность. Лукашенко разделять ответственность был не готов. В результате был инициирован референдум, который привел и к кризису внутри самого парламента.
– В чем он проявился?
– Он выразился в попытке исполнительной власти расколоть парламентские фракции, что удалось. Формируя список кандидатов в депутаты, партии, получившие большинство, к сожалению, проявили полную кадровую беспомощность. Оказалось, что красивая риторика еще не означает устойчивую приверженность демократическим принципам.
– Почему события пошли именно таким образом?
– Сработало несколько вещей. Во-первых, ориентированность ряда депутатов на решение личных проблем, в том числе и части оппозиционно настроенных. Я не могу по-другому оценить позицию социал-демократа Пашкевича. Иван Иванович откровенно делал личную ставку. Те же представители фракции коммунистов, прикрываясь псевдокоммунистической риторикой, перейдя на сторону Лукашенко, ушли защищать партию крупного капитала, каковой стала фракция "Согласие". Были те, кто просто купился на обещание большого поста в будущем парламенте. Были и те, кому все было совершенно безразлично – что будет и как будет. Вот из них и было сформировано новое большинство. Я считаю, что это было не только поражением демократических институтов, но и поражением тех политических партий, которые на тот момент были представлены в парламенте.
– Оцените роль России в событиях 15-летней давности. Все ли сделали в той ситуации высшие должностные чины соседнего государства?
– Россия не понимала, что происходит в Беларуси. Для них важнее всего было сыграть роль усмирителей конституционного кризиса. Лукашенко позволил им это сделать. России не выгоден был кризис в Беларуси. Иначе такой десант сюда бы не приехал. Зона ответственности России в мировом распределении политического влияния такова, что ей надо постоянно доказывать, что она контролирует ситуацию. Любое "решение без стрельбы" – это и есть контроль политической ситуации. Как мы помним, выстрелов не было.
– История не терпит сослагательного наклонения. Сейчас нет смысла говорить, о том, какой бы была Беларусь, если бы победила оппозиция. Однако какие три вещи, которые Беларусь потеряла в результате референдума, вы назвали бы?
– Беларусь потеряла надежду на бескровный выход из сложившейся ситуации. Ноябрь 1996 года напрямую породил декабрь 2010 года. То, что произошло на Площади год назад – прямое следствие того, что у нас нет независимой избирательной системы, что у нас нет четко прописанной процедуры гарантии соблюдения прав человека. Как исполнительная власть планирует выходить из этой ситуации, я не знаю. И то, что сейчас происходит, происходит, я думаю, именно потому, что она тогда загнала себя в угол.
Беларусь лишилась приглашения в Европейский Союз. Замороженный статус белорусского парламента в Парламентской Ассамблее ОБСЕ, доказательная обоснованность решений об отсутствии демократической процедуры в Беларуси помешала пригласить нашу страну для начала переговоров о вступлении республики в Евросоюз.
Кроме этого, Беларусь потеряла устойчивое экономическое развитие. Потому что, пока мы сидим на российском нефтегазовом шприце, это неустойчивое экономическое развитие, что бы об этом ни говорила белорусская власть.
– Могла ли власть тогда поступить иначе? Были ли в окружении президента люди, которые имели иную точку зрения, но просто не смогли его переубедить?
– К осени 1996 года все, кто мог озвучивать альтернативную точку зрения, из команды Лукашенко либо ушли сами, либо были выдавлены. Людей, которые могли бы возражать ему или предлагать какую-то альтернативу – уже не было. Там осталась команда людей, которая "брала под козырек" и говорила только "Да!" Иного решения в ноябре 1996 года исполнительная власть принять не могла.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter
Дорогие читатели, не имея ресурсов на модерацию и учитывая нюансы белорусского законодательства, мы решили отключить комментарии. Но присоединяйтесь к обсуждениям в наших сообществах в соцсетях! Мы есть на Facebook, «ВКонтакте», Twitter и Одноклассники
