Валерий Карбалевич: В Беларуси идет холодная гражданская война
Референдум 1996 года – историческая необходимость или авантюрный политический проект, открывший дорогу для единоличного правления Александра Лукашенко? Почему парламент не смог ничего противопоставить узурпации власти? Как трансформировалась политическая модель Беларуси за прошедшие 15 лет? Эти и другие вопросы корреспондент UDF.BY задал автору книги "Александр Лукашенко. Политический портрет" политологу Валерию Карбалевичу.
– Валерий Иванович, так был ли референдум 24 ноября 1996 года исторической и политической необходимостью?
– Никакой объективной необходимости в проведении референдума по изменению Конституции не было. Единственный смысл всех этих событий – это желание Лукашенко сосредоточить всю власть в своих руках и ликвидировать систему сдержек и противовесов. То есть, ликвидировать Парламент, Конституционный суд как элемент сдержек единоличной власти президента. В этом заключался весь смысл, все остальное – голая пропаганда, пропагандистское обеспечение жажды единоличной власти.
Собственно говоря, конфликты между исполнительной и законодательной властью происходили и в других постсоветских государствах. Скажем, в России это даже вылилось в маленькую гражданскую войну в октябре 1993-го года. Но там конфликт носил политический и идеологический характер противостояния между реформистской исполнительной властью, которую олицетворял Ельцин, и антиреформаторской консервативной Государственной думой.
В Беларуси этого не было. Верховный Совет 13-го созыва в основном был пролукашенковский. Никаких принципиальных разногласий о путях политического развития страны не имелось. Парламент являлся достаточно управляемым. Происходила борьба – в чистом виде – за единоличную власть Александра Лукашенко.
– Но все-таки значительная часть Верховного Совета, Конституционный суд, да и Центризбирком во главе с Виктором Гончаром против этого "конституционного переворота". Был ли шанс не допустить подобного развития событий?
– Сложно говорить. Наверняка был шанс. Но не хватило решительности у кого-то. Не была хорошо просчитана тактическая линия противников референдума. Руководство Верховного Совета очень осторожно апеллировало к народу за поддержкой. Минск не был за Лукашенко, хотя в целом по стране Лукашенко имел поддержку. Можно говорить о каких-то путях решения проблемы, о каких-то ошибках. Здесь действительно были варианты развития событий, хотя и не такие большие, как кажется.
Верховный Совет раскололся, и половина его выступила против Лукашенко именно после объявления референдума. Потому что депутаты увидели, что их фактически лишают статуса. Ведь вариант Конституции, предложенный Лукашенко, предполагал марионеточный парламент. И многие сторонники президента вдруг увидели, что в новой системе им просто нет места. Поэтому и произошел раскол.
– В кризисе 1996-го года весьма неприглядную роль сыграли политические элиты России. Все мы помним десант в составе из Виктора Черномырдина, Егора Строева, Геннадия Селезнева, ноябрьскую ночь переговоров, которая закончилась крахом для нашей страны.
– Я бы не преувеличивал роль России в тех событиях. Я думаю, что перед российской делегацией стояла цель не поддержки Лукашенко, как сегодня утверждают многие СМИ и эксперты, а примирение сторон. Их миссия состояла в том, чтобы не допустить перерастания конфликта в некие силовые действия. Не допустить повторения российского сценария октября 1993-го года.
В результате ночи переговоров был достигнут компромисс. Другое дело, насколько достигнутые договоренности можно считать компромиссом? Этот компромисс был целиком на стороне Лукашенко. Но руководство Верховного Совета на него согласилось. Если бы не согласилось, я думаю, российская делегация настаивала бы на других вариантах компромиссного решения проблемы.
Кстати говоря, когда соглашение, достигнутое в ту памятную ночь, было нарушено, то Черномырдин выразил недовольство, критически отозвался об обеих сторонах этого конфликта.
– Мы с Вами беседуем не очень долго, но уже дважды вспоминали октябрь 1993-го года. Многие независимые эксперты в Беларуси говорят (и Светлана Алексиевич совсем недавно отмечала), что белорусская власть ведет страну к гражданской войне. У Вас есть контраргументы?
– Говорить о гражданской войне пока нет никаких оснований. Мы можем констатировать сегодня глубокий раскол белорусского общества, и этот раскол носит характер принципиальный, непримиримый, бескомпромиссный. Этот раскол гораздо глубже, чем в свое время наблюдались в постсоветских государствах.
Этот раскол – мировоззренческий. По мере падения реальной общественной поддержки Лукашенко становится очевидным, что сегодня режим делает ставку на удержание власти силой. Сила как фактор удержания власти сегодня выходит на первый план. Безусловно, это плохое предзнаменование: власти фактически закрывают все щели, все клапаны этого социального котла, который постепенно нагревается. Естественно, это может вылиться в социальный взрыв, но может и не вылиться. В таком кризисном состоянии, расколотом можно жить еще достаточно долго.
Кстати, Беларусь в таком состоянии живет уже достаточно долго – этот раскол начался с момента прихода Лукашенко к власти. Его накал то возрастал, то спадал. Возрастал обычно во время электоральных кампаний, прежде всего во время выборов президента, затем ослабевал. После последних президентских выборов этот накал особенно обострился. После 19 декабря можно говорить о "тихой гражданской войне", холодной гражданской войне. Это, безусловно, так...
– Опыт тех же арабских стран показывает, что силой бесконечно удерживать власть невозможно. В то время как в Беларуси силовое удержание власти наталкивается на бесконечную терпимость, толерантность…
– Сначала насчет того, можно ли удерживать власть при помощи силы… Я думаю, что можно удерживать, и достаточно долгое время. И примеров исторических – масса. Даже не имея реальной поддержки общества, опираясь только на силу, можно достаточно долго удерживать власть. Кстати говоря, волнения были в большинстве арабских государств, а свержение власти реально произошло только в трех государствах. Даже арабские страны показывают, что не так просто осуществить революцию.
А варианты могут быть самые разные: и революция, и сохранение статус-кво, и государственный переворот. Сейчас мы видим, что наибольшая вероятность сегодня – это сохранение статус-кво. А статус-кво – управление государством при помощи силы, попытка маневрировать, попытка искать новые точки опоры, попытка опереться на Россию.
Пока у власти отсутствует внятная стратегия, как выходить этого тупика. То же самое можно сказать и про оппозицию – она тоже не имеет никакой стратегии, что делать дальше. Так что пока наблюдаем ситуацию тупика, выхода из которого я не вижу.
– Вы автор политического портрета Лукашенко, исследователь его политического взлета и становления. Насколько изменился Лукашенко за 15 лет, прошедших после референдума 1996-го года?
– Как политик он изменился не сильно. Стал более опытным, стал более расчетливым, приобрел больше способностей играть на противоречиях, в первую очередь, геополитических. Он стал более терпимым, умеет держать удар. Скажем, на информационную войну, которую против него развязала Россия во второй половине прошлого года, Лукашенко по большому счету никак не отвечал. Он умеет терпеть и ждать, выжидать, чего ему не хватало в самом начале своей деятельности.
Другое дело, что изменилась социально-экономическая, политическая ситуация, поэтому произошли определенные изменения в политике. Например, в середине 90-х годов он был ориентирован на интеграцию с Россией, надеясь занять самый высший пост в объединенном государстве. Сейчас ситуация поменялась – он делает ставку на государственный суверенитет Беларуси. В 90-е годы он выступал категорически против сотрудничества с международными финансовыми организациями, даже критиковал Россию: дескать, что вы стоите на коленях перед этим жульем из МВФ. Сейчас он прилагает недюжинные усилия, чтобы сотрудничать с МВФ и получить кредит. В 90-е годы он вообще рыночную экономику считал заговором западных государств против постсоветского пространства, а сегодня Лукашенко поставил задачу либерализировать экономику. Поставлена даже задача, чтобы Беларусь вошла в тридцатку лучших государств мира по бизнес-климату. Лукашенко сегодня совершенно не похож на Лукашенко 90-х годов.
Внешняя ситуация меняется – и он вынужден на нее реагировать, он вынужден расширять свою социальную базу. В 90-е годы он был политиком, опирающимся на социальных аутсайдеров, людей, которые не вписывались в рыночную экономику: на пенсионеров, на сельское население, на работников крупных предприятий. В последние годы он понял, что этого мало, что нужно искать опору и в нарождающемся среднем классе. И делал серьезные усилия, чтобы завоевать поддержку нового нарождающегося класса, среди номенклатуры, среди молодежи. И кое в чем даже преуспел.
Определенная эволюция произошла.
Досье. В конце 2010 года политолог Валерий Карбалевич издал на собственные средства книгу "Александр Лукашенко. Политический портрет". Труд вышел в московском издательстве "Партизан" и охватывает все этапы политической карьеры первого и пока что единственного президента Беларуси.
– Валерий Иванович, так был ли референдум 24 ноября 1996 года исторической и политической необходимостью?
– Никакой объективной необходимости в проведении референдума по изменению Конституции не было. Единственный смысл всех этих событий – это желание Лукашенко сосредоточить всю власть в своих руках и ликвидировать систему сдержек и противовесов. То есть, ликвидировать Парламент, Конституционный суд как элемент сдержек единоличной власти президента. В этом заключался весь смысл, все остальное – голая пропаганда, пропагандистское обеспечение жажды единоличной власти.
Собственно говоря, конфликты между исполнительной и законодательной властью происходили и в других постсоветских государствах. Скажем, в России это даже вылилось в маленькую гражданскую войну в октябре 1993-го года. Но там конфликт носил политический и идеологический характер противостояния между реформистской исполнительной властью, которую олицетворял Ельцин, и антиреформаторской консервативной Государственной думой.
Валерий Карбалевич презентует в Минске свою книгу "Александр Лукашенко. Политический портрет". Фото svaboda.org
В Беларуси этого не было. Верховный Совет 13-го созыва в основном был пролукашенковский. Никаких принципиальных разногласий о путях политического развития страны не имелось. Парламент являлся достаточно управляемым. Происходила борьба – в чистом виде – за единоличную власть Александра Лукашенко.
– Но все-таки значительная часть Верховного Совета, Конституционный суд, да и Центризбирком во главе с Виктором Гончаром против этого "конституционного переворота". Был ли шанс не допустить подобного развития событий?
– Сложно говорить. Наверняка был шанс. Но не хватило решительности у кого-то. Не была хорошо просчитана тактическая линия противников референдума. Руководство Верховного Совета очень осторожно апеллировало к народу за поддержкой. Минск не был за Лукашенко, хотя в целом по стране Лукашенко имел поддержку. Можно говорить о каких-то путях решения проблемы, о каких-то ошибках. Здесь действительно были варианты развития событий, хотя и не такие большие, как кажется.
Верховный Совет раскололся, и половина его выступила против Лукашенко именно после объявления референдума. Потому что депутаты увидели, что их фактически лишают статуса. Ведь вариант Конституции, предложенный Лукашенко, предполагал марионеточный парламент. И многие сторонники президента вдруг увидели, что в новой системе им просто нет места. Поэтому и произошел раскол.
– В кризисе 1996-го года весьма неприглядную роль сыграли политические элиты России. Все мы помним десант в составе из Виктора Черномырдина, Егора Строева, Геннадия Селезнева, ноябрьскую ночь переговоров, которая закончилась крахом для нашей страны.
– Я бы не преувеличивал роль России в тех событиях. Я думаю, что перед российской делегацией стояла цель не поддержки Лукашенко, как сегодня утверждают многие СМИ и эксперты, а примирение сторон. Их миссия состояла в том, чтобы не допустить перерастания конфликта в некие силовые действия. Не допустить повторения российского сценария октября 1993-го года.
В результате ночи переговоров был достигнут компромисс. Другое дело, насколько достигнутые договоренности можно считать компромиссом? Этот компромисс был целиком на стороне Лукашенко. Но руководство Верховного Совета на него согласилось. Если бы не согласилось, я думаю, российская делегация настаивала бы на других вариантах компромиссного решения проблемы.
Кстати говоря, когда соглашение, достигнутое в ту памятную ночь, было нарушено, то Черномырдин выразил недовольство, критически отозвался об обеих сторонах этого конфликта.
– Мы с Вами беседуем не очень долго, но уже дважды вспоминали октябрь 1993-го года. Многие независимые эксперты в Беларуси говорят (и Светлана Алексиевич совсем недавно отмечала), что белорусская власть ведет страну к гражданской войне. У Вас есть контраргументы?
– Говорить о гражданской войне пока нет никаких оснований. Мы можем констатировать сегодня глубокий раскол белорусского общества, и этот раскол носит характер принципиальный, непримиримый, бескомпромиссный. Этот раскол гораздо глубже, чем в свое время наблюдались в постсоветских государствах.
Этот раскол – мировоззренческий. По мере падения реальной общественной поддержки Лукашенко становится очевидным, что сегодня режим делает ставку на удержание власти силой. Сила как фактор удержания власти сегодня выходит на первый план. Безусловно, это плохое предзнаменование: власти фактически закрывают все щели, все клапаны этого социального котла, который постепенно нагревается. Естественно, это может вылиться в социальный взрыв, но может и не вылиться. В таком кризисном состоянии, расколотом можно жить еще достаточно долго.
Кстати, Беларусь в таком состоянии живет уже достаточно долго – этот раскол начался с момента прихода Лукашенко к власти. Его накал то возрастал, то спадал. Возрастал обычно во время электоральных кампаний, прежде всего во время выборов президента, затем ослабевал. После последних президентских выборов этот накал особенно обострился. После 19 декабря можно говорить о "тихой гражданской войне", холодной гражданской войне. Это, безусловно, так...
– Опыт тех же арабских стран показывает, что силой бесконечно удерживать власть невозможно. В то время как в Беларуси силовое удержание власти наталкивается на бесконечную терпимость, толерантность…
– Сначала насчет того, можно ли удерживать власть при помощи силы… Я думаю, что можно удерживать, и достаточно долгое время. И примеров исторических – масса. Даже не имея реальной поддержки общества, опираясь только на силу, можно достаточно долго удерживать власть. Кстати говоря, волнения были в большинстве арабских государств, а свержение власти реально произошло только в трех государствах. Даже арабские страны показывают, что не так просто осуществить революцию.
А варианты могут быть самые разные: и революция, и сохранение статус-кво, и государственный переворот. Сейчас мы видим, что наибольшая вероятность сегодня – это сохранение статус-кво. А статус-кво – управление государством при помощи силы, попытка маневрировать, попытка искать новые точки опоры, попытка опереться на Россию.
Пока у власти отсутствует внятная стратегия, как выходить этого тупика. То же самое можно сказать и про оппозицию – она тоже не имеет никакой стратегии, что делать дальше. Так что пока наблюдаем ситуацию тупика, выхода из которого я не вижу.
– Вы автор политического портрета Лукашенко, исследователь его политического взлета и становления. Насколько изменился Лукашенко за 15 лет, прошедших после референдума 1996-го года?
– Как политик он изменился не сильно. Стал более опытным, стал более расчетливым, приобрел больше способностей играть на противоречиях, в первую очередь, геополитических. Он стал более терпимым, умеет держать удар. Скажем, на информационную войну, которую против него развязала Россия во второй половине прошлого года, Лукашенко по большому счету никак не отвечал. Он умеет терпеть и ждать, выжидать, чего ему не хватало в самом начале своей деятельности.
Другое дело, что изменилась социально-экономическая, политическая ситуация, поэтому произошли определенные изменения в политике. Например, в середине 90-х годов он был ориентирован на интеграцию с Россией, надеясь занять самый высший пост в объединенном государстве. Сейчас ситуация поменялась – он делает ставку на государственный суверенитет Беларуси. В 90-е годы он выступал категорически против сотрудничества с международными финансовыми организациями, даже критиковал Россию: дескать, что вы стоите на коленях перед этим жульем из МВФ. Сейчас он прилагает недюжинные усилия, чтобы сотрудничать с МВФ и получить кредит. В 90-е годы он вообще рыночную экономику считал заговором западных государств против постсоветского пространства, а сегодня Лукашенко поставил задачу либерализировать экономику. Поставлена даже задача, чтобы Беларусь вошла в тридцатку лучших государств мира по бизнес-климату. Лукашенко сегодня совершенно не похож на Лукашенко 90-х годов.
Внешняя ситуация меняется – и он вынужден на нее реагировать, он вынужден расширять свою социальную базу. В 90-е годы он был политиком, опирающимся на социальных аутсайдеров, людей, которые не вписывались в рыночную экономику: на пенсионеров, на сельское население, на работников крупных предприятий. В последние годы он понял, что этого мало, что нужно искать опору и в нарождающемся среднем классе. И делал серьезные усилия, чтобы завоевать поддержку нового нарождающегося класса, среди номенклатуры, среди молодежи. И кое в чем даже преуспел.
Определенная эволюция произошла.
Досье. В конце 2010 года политолог Валерий Карбалевич издал на собственные средства книгу "Александр Лукашенко. Политический портрет". Труд вышел в московском издательстве "Партизан" и охватывает все этапы политической карьеры первого и пока что единственного президента Беларуси.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter
Дорогие читатели, не имея ресурсов на модерацию и учитывая нюансы белорусского законодательства, мы решили отключить комментарии. Но присоединяйтесь к обсуждениям в наших сообществах в соцсетях! Мы есть на Facebook, «ВКонтакте», Twitter и Одноклассники
