Смерть Сталина. Этот уморительный террор

Минкульт России запретил комедию "Смерть Сталина" за унижение "российского человека". В Беларуси фильм разрешили, и дело не только в разнице в чувстве юмора.

Описать "Смерть Сталина" довольно просто. Вспомните тот фрагмент из романа Джулиана Барнса "Шум времени", где Дмитрий Шостакович после первого допроса приобретает привычку каждую ночь надевать пальто и, с собранным "арестантским чемоданчиком", уходит спать на лестничную клетку. Шостакович ожидает ареста и не хочет, чтобы бойцы НКВД звонили в квартиру и пугали семью. И вот представьте, что Шостаковича играет Стив Бушеми, и каждый его выход сопровождается закадровым смехом.

Страх ведь это так чертовски забавно! Представьте, наконец, что в тот момент, когда Шостакович устает от собственного страха и сам является в НКВД сдаваться, и узнает, что его не "взяли" только потому, что следователя, ведущего его дело, арестовали раньше - вот эта жуткая сцена подается как нечто предельно уморительное. Таков фильм "Смерть Сталина". Достоверные истории, вроде фортепианного концерта Моцарта, сыгранного специально для Сталина в опечатанной филармонии (чтобы публика не разбежалась и акустика сохранила достоверность) - поданы в комичном ключе. Возможно, для британского зрителя ни отцы, ни деды которого не знали стального привкуса предчувствия немотивированного ночного ареста "Смерть Сталина" действительно блестящий фильм. Я его смотрел с замерзшим сердцем. Мне было вообще не смешно.

Впрочем, разговор тут не о самом кино, а о судьбе ленты в местах, где жил и правил главный герой. Факт разрешения "Смерти Сталина" в Беларуси - при параллельном запрете кино в России, не может сильно не удивить. Беларусь еще совсем недавно называли "заповедником социализма", и пусть сегодня она скорее подходит под определение Lonely Planet, "социализм с капучино", советский консерватизм тут остается одной из важных составляющих государственной идеологии. Вспомнить хотя бы "Линию Сталина" - масштабный музей под открытым небом, объединивший несколько ДОТов Минского укрепрайона с целью восславления военной мощи СССР эпохи Сталина.

Разрешение в стране "Линии Сталина" фильма, смеющегося над Сталиным и его смертью, можно было бы объяснить только желанием Минска явно продемонстрировать собственную независимость от культурной политики России. Благо культура - та сфера, в которую Россия независимость от себя может простить. Но все не так просто.

Представляется, реставрация культа Сталина, предпринимаемая последние годы в России, носит характер политической метонимии. Точно также, как учившийся в духовной семинарии Сталин некогда использовал библейский сюжет Предтечи для обозначения себя как Бога, Ленина - как своего пророка, точно так же сегодня Сталин помещается на место предшественника Путина. Оба могут быть отнесены к "отцам народов", оба мыслят себя "победителями нацизма" (вспомним, что современная русская пропаганда преподносит войну на Донбасе как сражение с "фашистами, бандеровцами"). Оба - Сталин и Путин - выстроили персоналистские режимы, не предусматривающие партийных или номенклатурных механизмов бесконфликтной передачи власти (последнее выдвижение Путина в президенты происходило не на съезде "Единой России" - партии власти).

Смерть Предтечи, превращенная в анекдот, может быть вовсе не так уж смешна в стране, которая сама помещает себя в символическую традицию, выстроенную этим Предтечей. Смех над смертью Сталина - в чем-то это смех и над Путиным. И уж конечно такой смех не может никого обрадовать. Поэтому "Смерть Сталина" запрещают.

В Беларуси Сталин - фигура, сохранившая свою противоречивость. С одной стороны, горбачевская Перестройка докатилась до Минска лишь как эхо громких потрясений из метрополии, но тут не было и реставрации культа Сталина как реакции на разоблачения конца 1980-х. А память о расстрелянных и раскулаченных прадедах осталась. Чтобы объяснить разницу в отношении белорусов и русских к Сталину, можно вспомнить один анекдот (кажется, жест будет полностью созвучен обсуждаемому фильму): "Сидят три старушки и плачут. Татарка вспоминает депортацию, украинка - голодомор, русская - похороны Сталина".

Наконец, дело еще в ином отношении к юмору на тему репрессий. Тем, кто видит явную созвучность величия фигур Сталина и Путина, смех над Сталиным и чехардой его окружения после смерти вождя кажется кощунственным. Для Беларуси юмор на тему перепуганного общества является одной из форм легитимации насилия: смотрите, англичане смеются над тем, как везут на расстрел всю прислугу дома Сталина, а потом офицер НКВД стреляет в висок тому, кто организовал эту зачистку - стало быть, всего этого не было, стало быть, репрессий не существовало, не существует и не может существовать. Про то, как замерзает сердце, когда смотришь на вылетающие из простреленных голов брызги виноградного сока я уже упоминал.

Мне кажется, режиссер Армандо Ианнуччи, задумывая этот фильм, полагал, что юмор лечит от идейных перверсий. Что смех способен навсегда запечатать тирана в том склепе, где ему положено было бы упокоиться 60 лет назад. Но парадокс Сталина - в том, что он снова и снова выходит из могилы и крошит папиросу "Герцеговина флор" в свою трубку. Борис Илизаров - исследователь, работавший с пометками Сталина на полях книг русской классики из личной библиотеки вождя и написавший на тему отношений Сталина с текстами Достоевского, Толстого, Горького и Анатоля Франца, блестящую монографию, насчитал в послесловии к ней уже три таких вот "воскрешения". Илизаров полагает, что единственное, что поможет избавиться от Сталина - время. Должно смениться несколько поколений - с тем, чтобы свободные люди, деды которых не знали стального привкуса предчувствия немотивированного ночного ареста, поставили, наконец Иосифа Джугашвили в ряд других тиранов: Ивана Грозного, Чингисхана, Наполеона и Нерона. Но позволят ли этим поколениям возникнуть те, которые воспринимают Сталина своим Предтечей?