Политолог: Перед угрозой голода белорус пойдет не на площадь, а посадит втрое больше картошки

"Карантинные меры на крупных предприятиях Беларуси приведут к краху экономики".

"Свабода" задает известным интеллектуалам вопросы об антропологическом смысле пандемии, о том, как она уже изменила и еще изменит Беларусь, мир и человека.

Сегодня предлагаем вашему вниманию ответы политолога, координатора программы "Внешняя политика Беларуси" Совета по международным отношениям "Минский диалог" Дениса Мельянцова.

- Беларусь - одна из немногих стран в мире, которая не приняла жестких мер против пандемии: не закрыла границы, не закрыла школы и ВУЗы, глава государства говорит, что пандемия - это "психоз", мол, на тракторе никакой коронавирус не страшен, страна единственная в Европе проводит футбольный чемпионат. Подобной же риторикой пользуется и президент Бразилии Жаир Болсонару. Из руководителей других более менее известных стран - кажется, никто. Как вы оцениваете вероятность того, что Лукашенко все же прав в своей почти ни на кого не подобной политике относительно пандемии?

- Стоит добавить, что и такая страна Евросоюза, как Швеция, также держится подобной стратегии - отсутствие жестких ограничений для граждан и рекомендательный характер социального дистанционирования. То есть это не какая-то уникальная черта отдельных авторитарных правителей. Абстрагируясь от временами эпатажной риторики белорусского президента, резон в его поведении относительно эпидемии присутствует.


Белорусская экономика - открытого типа, наша прибыль состоит во многом из экспорта того, что мы производим. И карантинные меры на крупных предприятиях просто приведут к колапсу экономики. Перезапустить эти предприятия будет стоить слишком дорого, если в принципе возможно. И в то время, когда состоятельные страны могут себе позволить вводить какие угодно меры борьбы с коронавирусом, Беларусь вынуждена полагаться исключительно на свою систему медицины (далеко не такую плохую, как многие думают) и дисциплинированность граждан. Отсюда и те ограниченные меры (а они все же есть) противодействия эпидемии, которые мы сейчас наблюдаем.

- Нынешняя пандемия по мнению некоторых порождает суровую дилемму между выживанием людей, спасением их от болезни, и выживанием экономики, которая также является условием выживания людей. Об этом говорит, по крайней мере, президент США Дональд Трамп. Да и политики — сторонники карантина и локдауна — тоже говорят. Есть ли решение этой проблемы в общем виде, от чего зависит ее решение в той или иной стране?

- Это конечно ложная дилемма - спасение людей или спасение экономики. Абсолютно не факт, что жесткий карантин не приведет к множеству побочных жертв (из-за отсутствия необходимой и своевременной медицинской помощи, роста домашнего насилия, возмущения из-за нехватки продуктов питания и т.д.). Об этом уже много писали и говорили. С другой стороны, в Беларуси, как и в Швеции, людей спасают и без карантина. У существующей проблемы есть целый спектр возможных решений: начиная от мягких (частичные ограничения, дополнительные ресурсы для медицинских учреждений и т.д.), и заканчивая тотальным карантином и приостановлением всей социально-экономической и политической деятельности. Есть меры дешевые, а есть совсем недешевые. Так вот недешевые меры мы просто не можем себе позволить.

- Не меняет ли понимание гуманности эта дилемма? Не меняет ли понимание гуманности пиковые перегрузки больниц больными, недостаток необходимого медицинского оборудования — когда приходится делать выбор - кого лечить?

- Гуманность - она обычно для мирного сытого времени. В сложные времена доминирует логика выживания. Чем-то обязательно нужно пожертвовать, чтобы не потерять что-то более значимое и ценное. И выигрывает в конце концов не более гуманный, а более рациональный — тот, кто выйдет из пандемии с меньшими потерями во всех смыслах. В этом смысле руководству государств теперь не позавидуешь. Они вынуждены принимать тяжелые рациональные решения, даже если их за то очень сильно критикуют.

- На ваш взгляд, возможны ли в Беларуси кардинальные политические изменения, если, вопреки убеждению президента Лукашенко, эпидемия в стране приобретет значительные масштабы?

- Не уверен, что Лукашенко убежден в отсутствии эпидемии или в том, что она сильно не затронет Беларусь. Расчет на другое - снизить градус накала и паники в обществе. И второе - как можно растянуть количество заболевших во времени, чтобы медицина могла справиться с эпидемией.

Безусловно президент ведет очень опасную игру. Фактически, в отличие от того же Путина, он берет на себя всю ответственность за решения в сегодняшней ситуации. И в случае, если эпидемия приобретет катастрофические масштабы, именно президент в глазах белорусов будет нести персональную ответственность за смерти людей.

Другое дело - отразится ли это на реальной политике? Совсем не обязательно. Уже сейчас понятно, что несмотря на отсутствие карантинных мер в самой стране, нам не избежать глобального экономического кризиса, и как следствие — спада в белорусской экономике. А как показывает нам история и нашей страны, и примеры политических трансформаций в других частях мира, экономические кризисы вовсе не обязательно приводят к изменениям в политической системе. В случае экономических проблем люди чаще сосредотачиваются на поиске индивидуальных стратегий выживания, чем на политических протестах. Грубо говоря, если реально возникнет проблема голода, средний белорус пойдет не на площадь, а в поле — и посадит в три раза больше картофеля, чем обычно.

- Уже сейчас экономические эксперты фиксируют падение мировой экономики, и прогнозируется дальнейшее падение — споры только о том, насколько глубоким он будет. Кто из этого водоворота выйдет победителем или хотя бы кто проиграет меньше других - США, Китай, ЕС, Россия?

- Мы пока не видим точной перспективы окончания эпидемии, поэтому делать какие-то прогнозы просто бессмысленно. Единственное, что пока очевидно, это то, что Китай уже справился с основной волной заболевания и постепенно выходит на штатное функционирование. И дешевая нефть очень способствует этому процессу.

- И ожидаете ли вы в результате кризиса большой, мировой войны?

- С чего бы это? И Запад, и Россия, и Китай выйдут из эпидемии настолько ослабленными, что им будет не до войны. Если новая мировая война когда-то и произойдет, то она вряд ли станет последствием именно этого кризиса.

- Как пандемия уже меняет и еще поменяет мир в смысле интеллектуальной моды? Какие идеологии, верования приобретут большую популярность, как мир сам себе будет объяснять, что с ним происходит?

- Эта эпидемия ускоряет те процессы, которые и так уже шли. Например большая дигитализация -дистанционные средства и платформы для коммуникации, бесконтактные способы управления, больший контроль за гражданами и тому подобное. Возрастет разочарование интеграцией и глобализацией. Эпидемия со всей ясностью показала актуальность теории политического реализма в международных отношениях - как в случае Евросоюза, так и в других частях мира, мы наблюдали, как государства возвращают себе суверенитет и в критических ситуациях предпочитают единоличные действия, а не руководствуются блоковой солидарностью и консенсусом. Естественно, не стоит ожидать распада существующих союзов и полного сворачивания глобализации. Но энтузиазма явно поменяется. Как и прекраснодушного идеализма.

- Пандемия порождает в мире и примеры солидарности, взаимопомощи, жертвенности и примеры эгоизма, лагерного закона — умри ты сегодня, а я — завтра. А чего больше? И чего будет больше дальше?

- Как я уже отмечал, первая реакция национальных правительств была закрыться и максимально использовать существующие возможности в свою пользу. Это нормальная здоровая реакция на опасность — рост подозрительности к любым «чужеземцам» и одновременно повышение внутригрупповой солидарности. Поэтому здесь жертвенность и эгоизм — это не противоположные вещи, они просто распределены по-разному. Будут ли эти факторы нарастать, или идти на спад, соответственно, зависит от того, насколько затянется эта эпидемическая ситуация, насколько болезненны будут ее последствия, насколько функциональными будут каналы коммуникации между обществом и внутри стран между различными социальными и политическими группами.