Жуткий рассказ задержанного журналиста: «Люди лежали живым ковром в лужах крови»

Корреспондент российского медиа Znak.com Никита Телиженко рассказал, как его схватили во время освещения протестов в Минске, и что было дальше.

«На остановке у Дворца спорта я увидел, как всех, кто вышел из автобуса, схватил ОМОН и посадил в автозак, – пишет Никита Телиженко. – Я сделал на телефон несколько фотографий этого процесса и начал отписываться в редакцию о первых задержаниях на второй акции протеста. Потом пошел в сторону стелы «Город-герой», где накануне была настоящая бойня между протестующими и силовиками, хотел посмотреть, как это место выглядит после побоища.

Но на полпути ко мне подъехал минивэн. И вот из него уже выскочили экипированные омоновцы. Они подбежали ко мне, спросили, что я тут делаю.

Как я понял потом, они искали координаторов акции, они знали, что в телеграме протестующие обменивались информацией о передвижении силовиков, сообщали о засадах. Они, видимо, решили, что я один из них.

Я им говорю: «У меня даже телеграма в телефоне нет, я СМС набираю, я журналист, отписываюсь в редакцию». Они у меня выхватили телефон, прочитали сообщения, а потом посадили в машину. Я говорил им, что ничего не нарушил, что в акции протеста не участвую, я журналист, на что получил ответ: «Сиди, приедет начальство, разберется».

Вскоре приехала «газель», которую переделали специально под автозак. Там было три отсека, два из которых с глухой дверью и маленьким окошком. Меня скрутили, посадили туда. Я попросил телефон, чтобы сообщить в редакцию, что меня все-таки задержали.

— А ты не задержанный, — сказал мне один из омоновцев.

— Ну я же за решеткой, — ответил я.

— Сиди спокойно, — парировал он.

Потом взяли мой паспорт, увидели, что я гражданин России.

— И … (нецензурное слово, обозначающее мужской половой орган — прим. Znak.com) ты тут делаешь?

— Я журналист, — ответил я.

На этом диалог с ОМОНом закончился. И я сидел в «газели» и ждал, когда ее заполнят полностью такими же «незадержанными», как и я.

Для этого понадобилось полчаса. Рядом со мной посадили мужчину-пенсионера, 62-х лет. Его звали Николай Аркадьевич. Он мне рассказал, что его задержали, когда он шел в магазин и увидел, что ОМОН хватает какого-то мальчишку.

«Я вступился за него, попытался отбить его. Я им говорил: он же ребенок, вы что творите?» — поделился своей историей Николай Аркадьевич. В итоге пацан убежал, а его задержали.

Николая Аркадьевича, по его словам, сильно ударили по печени. Он просил вызвать скорую, но на его просьбу никто не отреагировал.

16 часов ада в Московском РУВД

И вот мы поехали куда-то. Куда — я еще тогда не знал. Но как потом выяснилось, это было Московское РУВД, 16 часов в котором окажутся для всех нас адом.

Ехали минут 20–30. Как только остановились, раздался крик стоявших на улице омоновцев в бронежилетах: «Лицом в землю!!!»

В наш автозак влетели несколько силовиков, нам загнули руки за спину так, что идти было практически невозможно.

Парня передо мной специально головой о дверной косяк входа в РУВД ударили. Он закричал от боли. В ответ на это его начали бить по голове и орать: «Заткнись, сука!»

Первый раз меня ударили, именно когда выводили из автозака, я просто недостаточно низко нагнулся и получил удар рукой по голове, а потом коленом в лицо.

В здании РУВД нас сначала завели в какое-то помещение на четвертом этаже. Люди там лежали прямо на полу живым ковром, и нам пришлось идти прямо по ним. Мне было очень неудобно, что я все-таки наступил кому-то на руку, но я совсем не видел, куда шел, потому что голова была наклонена сильно в пол.

«Все на пол, лицом вниз», — орали нам. А я понимаю, что лечь некуда, кругом в лужах крови лежат люди.

Мне удалось найти место и лечь не на людей, вторым слоем, а рядом. Лежать можно было только на животе лицом вниз. Опять мне повезло, что на мне была медицинская маска, она мне скрасила впечатление от грязного пола, в который пришлось уткнуться носом. Парень рядом со мной, устраиваясь поудобнее, случайно повернул голову в сторону и тут же получил пинок в лицо армейским берцем.

А вокруг шли жесточайшие избиения: отовсюду были слышны удары, крики, вопли. Мне показалось, что у некоторых задержанных были сломаны — у кого руки, у кого ноги, у кого позвоночник, потому что при малейшем движении они орали от боли.

Новых задержанных заставляли ложиться вторым слоем. Правда, через некоторое время они, видимо, поняли, что это плохая идея, и кто-то распорядился принести скамейки.

Я оказался среди тех, кому разрешили на них сесть. Но при этом сидеть можно было только низко опустив голову и сцепив руки в замок на затылке.

И только тогда я увидел, где мы находимся, — это оказался актовый зал Московского РУВД. Мне удалось разглядеть, что напротив меня висели фото милиционеров, особо отличившихся на службе. Мне показалось это злой иронией, интересно — сегодняшние заслуги тех, кто нас сейчас бил, будут оценены как отличная служба?

Так мы провели 16 часов.

Чтобы отпроситься в туалет, нужно было поднять руку. Некоторые из тех, кто нас охранял, разрешали и выводили людей в уборную. Некоторые говорили: «Ходи под себя».

У меня ужасно затекли руки, ноги, болела шея. Иногда нас меняли местами. Иногда приходили какие-то новые сотрудники, по новой брали все наши данные: фамилия, когда был задержан.

Около двух часов ночи в РУВД привели новых задержанных. И вот тут началась лютая жесть. Милиционеры заставляли задержанных молиться, читать «Отче наш…», кто отказывался, избивали всеми подручными средствами. Сидя в актовом зале, мы слышали, как избивают людей на этажах под нами и над нами. Ощущение было такое, что людей практически втаптывали в бетон.

А в это время за окном были слышны взрывы шумовых гранат, в нашем актовом зале дрожали стекла и даже двери. То есть бой шел прямо под окнами РУВД.

С каждым часом, с каждой новой партией задержанных, доставленных в РУВД, силовики бесились и зверели еще больше. Милиционеров искренне удивляла активность протестующих. Я слышал, как они разговаривали между собой по рации, что для подавления митингов задействованы резервные отряды. Они были в бешенстве, что люди не уходят с улиц, несмотря на то, что их бьют и бьют жестоко, люди их не боятся, они строят баррикады и оказывают сопротивление.

«Ты, сука, против кого баррикады поставил, ты против меня воевать будешь? Ты войны хочешь?» — орал один из милиционеров, избивая задержанного. Что меня поразило, убило и растоптало, так это то, что все эти избиения происходили на глазах двух женщин — сотрудниц РУВД, оформлявших задержанных и описывавших их имущество. На их глазах бьют подростков 15–16 лет, детей еще. Бить таких, все равно что бить девчонок! А они даже не реагируют…

Ради справедливости надо сказать, что откровенным мордобоем и садизмом занимались не все сотрудники РУВД. Был там один капитан, так вот он приходил к нам, спрашивал, кому воды, кому в туалет. Но на то, что делают в коридоре с задержанными его молодые коллеги, он не реагировал.

Сотрудники каждой новой смены в РУВД спрашивали у каждого из нас, кто мы, откуда и когда были задержаны. Причем после того, как видели мой российский паспорт, удары становились не такими сильными по сравнению с теми, которые я получал, когда думали, что я белорус.

Никому из нас не дали сделать ни одного звонка, уверен, что родственники многих тех, кто сидел со мной в ту ночь рядом, до сих не знают, где их близкие.

Около семи-восьми часов утра приехало начальство, видно было, что приехали они не из дома, а с минских улиц, где шла война.

Они начали проводить перепись задержанных, оказалось, что двое пропали. Началась беготня по кабинетам, пытались понять, куда делись эти двое. Выяснить так и не смогли.

Когда я лежал на полу, я краем глаза видел, как какого-то человека, не знаю, был ли это мужчина или женщина, выносили на носилках. Человек не шевелился, я не знаю, был ли он живой.

После этого нас всех перевели на первый этаж и рассовали по камерам для задержанных. Они были рассчитаны на двух человек, а нас туда набили человек 30. Сопровождался процесс отборной русской матерщиной и избиениями, нам орали: «Плотнее! Плотнее!»

Среди моих сокамерников были и пенсионеры, и молодые. Там я снова встретил Николая Аркадьевича. Но он простоял с нами полчаса, потом его вывели и посадили в соседнюю пустую камеру.

За первый час стены и потолок камеры покрылись конденсатом. Кто-то, устав стоять, садился на пол, но воздуха там не было совсем, и они теряли сознание, те, кто стоял, умирали от жары. Так мы провели два-три часа, там мы ждали этапирование. Этапирование куда, мы не знали…

Открылись двери. «Лицом к стене», — проорали нам, потом залетели силовики, начали заламывать нам руки за спину и волоком потащили по полу через все РУВД.

В автозаке нас снова стали укладывать штабелями, живым ковром. Нам орали: «Ваш дом — тюрьма». Те, кто лежал на полу, задыхались от тяжести тел: сверху было еще три слоя людей.

Дорога боли и крови

В автозаке людей продолжили избивать: за татуировки, за длинные волосы «Ты … (представитель нетрадиционной сексуальной ориентации — прим. Znak.сom), сейчас тебя в тюрьме петушить будут по очереди», — орали им.

Люди, которые лежали на ступенях, просили, чтобы им разрешили поменять положение, но за это получали удары по голове резиновой дубинкой.

Мы провели в таком состоянии в автозаке час. Столь длительное время я объяснил себе тем, что нас, видимо, не знали куда девать, поскольку было много задержанных и все ИВС и СИЗО были переполнены.

Но вот снова раздался ор омоновцев с приказом: «Расползитесь и встаньте на корточки». Руки заставили сцепить в замок на затылке. Облокачиваться на сиденье было нельзя, распрямляться тоже. Тех, кто нарушал это требование, нещадно били. Менять упор на ноги разрешали лишь изредка: для этого надо было поднять руки, назвать свое ФИО, рассказать, откуда ты и где был задержан.

Если охраннику (тогда я еще думал, что нас конвоировал ОМОН, только в конце пути я узнал, что это был белорусский СОБР) не нравилась фамилия, татуировка или внешний вид, менять ноги запрещали, за повторную просьбу избивали. Причем потом уже говорили, что попытка сменить позу будет приравнена к попытке к бегству — а значит, расстрел на месте.

Просьбы об остановках, чтобы сходить в туалет, игнорировались. Нам просто предложили ходить под себя. Некоторые не выдерживали, ходили даже по-большому. И так мы и ехали в хлюпающих испражнениях.

Когда нашим конвоирам становилось скучно, они заставляли петь песни, в основном гимн Беларуси, и снимали это все на телефон. Когда им не нравилось исполнение, снова били. Когда один спел плохо, заставляли петь заново, ставили оценку, кто как спел. «Если вы считаете, что вам больно, так вам еще не больно, больно сейчас будет в тюрьме, ваши близкие вас больше не увидят», — говорили нам охранники.

— Вы … (нецензурное слово, обозначающее полный дурак — прим. Znak.com) здесь сейчас сидите, а ваша Тихановская (Светлана Тихановская — конкурент действующего президента республики Александра Лукашенко на выборах, вчера под давлением властей Беларуси уехала из страны — прим. Znak.com) … (нецензурное слово, обозначающее «убежала» — прим. Znak.com) из страны, а у вас больше жизни не будет, — говорил один из конвоиров.

Дорога заняла два с половиной часа. Это были два часа боли и крови.

Пока мы ехали, я все-таки смог разговорить одного из наших охранников (тогда-то я узнал, что они собровцы). Конечно, я за это получил хорошенько, но я не жалею, в конце концов, он мне потом разрешил занять более удобную для меня позу. Я спрашивал у него, за что меня задержали, за что я получил щитом по шее, за что меня били по почкам.

«Мы только и ждем, когда вы начнете что-то жечь на улицах, — говорил он мне. — И тогда мы начнем по вам стрелять, у нас есть приказ. Была великая страна — Советский Союз, и из-за таких … (нецензурное слово, обозначающее человека нетрадиционной сексуальной ориентации — прим. Znak.com), как вы, она погибла. Потому что никто вас вовремя на место не поставил. Если вы (имел в виду РФ — прим. Znak.com) думаете, что вы сюда свою Тихановскую внедрили, она вам мозги запудрила, то знайте, что второй Украины у вас не получится, мы не дадим, чтобы Беларусь стала частью России».

— Ты вот … (нецензурное слово, обозначающее мужской половой орган — прим. Znak.com) сюда приперся, — спросил он у меня.

— Я журналист, я приехал написать о том, что происходит у вас…

— Ну и че … (нецензурное слово, обозначающее самку собаки — прим. Znak.com) написал? Тебе этот материал надолго запомнится.

— Хватит нас мучить, просто выведите и расстреляйте, — закричал в это время молодой парень, у которого от побоев и боли уже начали сдавать нервы.

— … (нецензурное слово, обозначающее мужской половой орган — прим. Znak.com), так легко не отделаетесь, — ответил один из конвоиров.

За эту долгую адскую дорогу я понял, что среди собровцев, которые нас конвоировали, были как откровенные садисты, так и идейные, которые считают, что действительно спасают свою Родину от внешних и внутренних врагов. Так вот с последними диалог возможен.

Тюрьма

Всю дорогу мы не знали, куда нас везут: в ИВС, СИЗО, тюрьму, а может быть, просто в ближайший лес, где нас либо изобьют до полусмерти, либо же просто убьют. Насчет последнего варианта я нисколько не преувеличиваю, ощущение было такое, что возможно все.

Когда доехали до конечной точки (буду ее так называть, потому что я до конца так и не понял, где мы были), мы стояли там часа полтора или два, потому что вместе с нами приехали еще семь автозаков и была очередь. Когда поступил приказ выходить из автозаков, нас вывели в позе рака, на коленях, завели в какой-то подвал, там стояли люди, были служебные собаки.

От этого страх за будущее стал сильнее, но в итоге оказалось все не так страшно, как было в Московском РУВД.

Нас долго вели по каким-то коридорам, потом завели в тюремный дворик — в кино показывают, что в таких гуляют заключенные. И для нас это было уже почти раем.

Мы смогли впервые за сутки опустить руки, разогнуться, лечь, и, самое главное, нас пока никто не бил. У одного парня был поврежден позвоночник, в Московском РУВД на нем прыгали омоновцы, и выбита коленка, она прямо болталась и торчала в строну. Так вот он просто вышел в этот двор и упал.

К нам впервые отнеслись, как к людям: принесли ведро, чтобы сходить в туалет, некоторые из нас не делали этого почти сутки, принесли полуторалитровую бутылку воды. Конечно, на 25 человек этого было мало, но все же…

— Нас сегодня больше бить не будут? — спросил один из задержанных у того, кто принес ведро и воду.

— Нет, — с удивлением ответил сотрудник «тюрьмы». — Сейчас вас просто отправят по камерам, и все.

Впервые за сутки мы смогли друг с другом поговорить. Со мной оказались предприниматели, айтишники, слесари, два инженера, один строитель, были бывшие заключенные. Кстати, один из них сказал, что это не ИВС и не СИЗО, а колония в Жодино, он это знает, потому что сидел здесь. Вскоре во дворик завели и моего знакомого Николая Аркадьевича…»

Затем Никиту Телиженко забрали и отдали российским дипломатам. Оказавшись в безопасности, журналист немедленно рассказал о том, что происходило с ним во время задержания.