Андрей Бондаренко: Как только тебя помещают в СИЗО, автоматически становишься не человеком, а бессловесной скотиной

С Андреем Бондаренко я познакомился в декабре 2008 года в Карпатах в рамках первой сессии Восточноевропейской школы политических исследований.

Потом была вторая сессия в Варшаве. Там Андрей предстал во всей красе: блистал интеллектом, шутил, фонтанировал идеями. На него нельзя было не обратить внимания. Кто бы мог подумать, что на третьей и четвертой сессиях он будет уже не с нами: мы в свободных Будапеште и Страсбурге – он за решеткой СИЗО.

Кажется, в столице Венгрии мы — его однокашники по ВШПИ — узнали: Андрей арестован и обвиняется по серьезным статьям.

Впрочем, хватит истории.

Две недели назад коллегия Минского городского суда вынесла свой вердикт: Андрей Бондаренко не виновен! Для всех, кто его знает, это известие было как гром средь ясного неба. Нет, не потому, что у нас были какие-то сомнения в его невиновности. Просто живем мы в такой замечательной стране, в которой добиться справедливости не просто. Но судьба Андрея показывает, что бороться все же можно, не смотря ни на что.

О том, как он пережил все это время, о нравах в заключении, о белорусской исправительной системе и многом другом член Национального комитета ОГП Андрей Бондаренко рассказал в интервью новостному порталу www.UDF.BY.

— Что было самым тяжелым в заключении?

— Сложно сказать однозначно. Как отмечал Солженицын, тюрьма делает сильных сильнее, а слабых слабее. Сама по себе система заставляет учиться выживать. Пенитенциарная система, которая призвана служить исправлению человека и его возвращению в общество, у нас превращена в карательный орган. Как только тебя арестовывают и помещают в СИЗО, ты автоматически становишься не человеком, а бессловесной скотиной. Сотрудники СИЗО изначально обращаются с обвиняемым таким образом, чтобы уже на этапе следствия унизить, сломать его. У тебя нет прав, тебя могут избить, оскорбить, бросить в камеру с неадекватными или больными заключенными. Другими словами, ты всецело зависишь от воли администрации. Прокуроры по надзору ничем помочь не могут, поскольку уже давно стали единым целым с администрацией, и на любые жалобы в 99,9% будет предоставлена отписка: «проведено расследование, нарушений не найдено».

Если говорить о знаменитой Володарке, то когда я попал туда, то был не просто шокирован, а убит наповал. Условия содержания не поддаются какому-либо определению. Уверен, что многие фермеры содержат свою скотину в лучших условиях. И при откровенном нарушении норм условий содержания заключенных прокурор улыбается, намекая, что это жизнь и ее нужно воспринимать как должное.

— Что ты имеешь в виду?

— 40-50 человек на 22 квадратных метрах, спать приходится по очереди, вентиляции нет, полная антисанитария с мышами и крысами, еду (еда — это громко сказано) в ХХI веке дают в алюминиевой посуде, из лекарств есть только аспирин, а стоматолог в состоянии в лучшем случае удалить зуб.

Есть проблемы и их необходимо решать. Неужели руководству УДИН МВД РБ неизвестно, что там творится? Почему это сходит с рук и администрации, и прокурорам по надзору? Почему наши граждане должны гробить свое здоровье из-за самодурства и самоуправства чиновников? Таких вопросов очень много. Я знаком с системой изнутри и приложу все усилия для того, чтобы получить ответы на них и прекратить издевательство над людьми, которое творится в тюрьмах. Самое страшное, что защитить себя эти люди не могут. Из-за того, что эти объекты режимные и доступа туда практически ни у кого нет, любой обвиняемый остается один на один с сотрудниками администрации. А учитывая проблемы, накопившиеся в судах и следствии, за решеткой, как правило, оказываются люди, не совершившие того, за что следовало бы лишить свободы.

— Были ли какие-то попытки физического воздействия?

— Как я уже говорил, вся наша пенитенциарная система направлена на то, чтобы тебя сломать. Чем сильнее человек, тем более изощренные методы к нему применяются. Сотрудники колонии и СИЗО часто выполняют "заказы" следственных органов по получению "нужных" показаний от обвиняемых и осужденных. Грубое унизительное обращение сопровождается избиением. Особенно такая форма "перевоспитания" распространена в СИЗО Жодино и Витебска — так называемых бывших вотчинах небезызвестного Кузовка...

— Приведи примеры…

— В Жодино, например, днем обвиняемым запрещают ложиться на нары, спать и т.д., заставляя целый день сидеть или ходить. В качестве наказания человека выводят на коридор и бьют деревянными молотками. Иногда могут избить просто так под предлогом "сопротивления администрации". Если необходимо оперативно получить "признание", то для этих целей существуют так называемые "пресс-хаты" — специальные камеры, в которых находятся заключенные, работающие на администрацию. Если возникает необходимость, обвиняемого помещают в эту камеру. После нескольких часов избиений и угроз сексуального характера, как правило, человек собственноручно пишет признание даже в убийстве Кеннеди. Опытные "зэки" знают, что выход из этой ситуации только один. Они всегда имеют при себе лезвие, для того чтобы успеть вскрыть себе вены при попадании в такую камеру. Умереть тебе не дадут, но с пресс-хатой будет закончено. До применения лезвия у меня не дошло, но оно всегда было со мной.

— Но, говорят, что в колонии ситуация иная?

— Самый главный инструмент давления на осужденного — это УДО (условно-досрочное освобождение). Хочешь раньше домой – делай, что мы скажем. В первую очередь тебя заставляют подписать обязательства о "правопослушном поведении" в колонии. С виду вполне разумный документ. Если бы не несколько "но". Во-первых, это неформальное признание своей вины, во-вторых, администрация ИК №2 Бобруйска придумала золотой хит текста этого обязательства: "Я, ФИО, становясь на путь исправления, презирая свое преступное прошлое, обязуюсь искупить свою вину...". Если не подписываешь, то досрочно освободиться у тебя шансов нет. Кроме этого тебя сразу же помещают в ШИЗО (штрафной изолятор). Потом на тебя по поводу и без повода составляют акты за некие нарушения и в конечном итоге, после еще десятка ШИЗО, присваивают звание "Злостный нарушитель условий содержания" и, как правило, осуждают, добавляя еще 1-2 года к уже имеющемуся сроку.

Меня, к примеру, "случайно" помещали в одну камеру с больным туберкулезом, при этом он не мог сказать, открытая или закрытая у него стадия, однажды я оказался в камере сразу после побелки. При этом побеленными оказались не только потолок и стены, но и пол, нары, стол, двери и т.д. И, как и следовало ожидать, окна в ней не было, а веник с тряпкой не давали. Однажды пришлось сидеть при температуре 10-12 градусов, а еще один раз для беседы вывели на крышу здания. Я уже даже не говорю про то, что условия содержания не просто антисанитарные, а дикие. Таким образом нас перевоспитывали. Я не успел перевоспитаться, но нервов это мне стоило больших.

— Сейчас много говорится о неадекватности приговоров…

— Это больная тема. Я считаю, что необходимо пересмотреть ответственность за некоторые преступления, например, экономические. Вызывают вопросы и сроки, предсмотренные УК РБ. Так у нас по ст. 209 (мошенничество) предусматривается наказание от 3 до 10 лет. Т.е. за одно и то же преступление кто-то получает 10 лет, а кто-то 3 года. При этом заработная плата осужденных составляет в среднем 500-2000 белорусских рублей в месяц (!), в то время как иски, предъявляемые государством, исчисляются десятками миллионов или миллиардов рублей. Получается замкнутый круг. Выплатить иск невозможно, государство не получает денег, а человек содержится за решеткой. Причем за содержание заключенного то же самое государство платит деньги. В чем смысл такого наказания, учитывая необоснованность многих приговоров, — остается загадкой.

Нужно еще учесть, что стоимость содержания одного осужденного составляет около 500 000 рублей в месяц. Вот и представь, что человек осужден за кражу мобильного телефона стоимостью 100 000 рублей на 2 года (пример из жизни). Иск погашен, а на его содержание потрачено около 10-12 миллионов рублей. При учете так называемого "перевоспитания", на выходе мы получаем озлобленную личность, на которую государство потратило огромные деньги. Еще больше потратили его родные, а у него желание уже не просто украсть, а поквитаться с обидчиками. Об этом можно говорить бесконечно.

— Что еще, по-твоему, можно было бы внедрить в нашей пенитенциарной системе?

— Основная проблема связана с тем, что доступ в ИК и СИЗО достаточно ограничен. Такое положение вещей приводит к полной самостоятельности и бесконтрольности администрации. К сожелению приходится констатировать, что в большинстве случаев это негативно сказывается на правах осужденных. Вопрос бездеятельности прокуроров по надзору - отдельная тема, но он напрямую связан стем, что я сказал чуть раньше.

В исправительных колониях необходимо в срочном порядке создавать наблюдательные советы по примеру многих стран, куда должны входить правозащитники и родственники осужденных. Это поможет решить многие проблемы и, в первую очередь, в области вынесения наказания и решения применения или неприменения УДО, условий содержания, питания и т.д.

— Да, что-то совсем грустной беседа получается. А можешь вспомнить самый светлый, радостный день за решеткой?

— Когда я находился в ПКТ (помещение камерного типа), администрация всячески пыталась застращать меня грядущими последствиями. Морально было тяжело. В этот момент я читал "Белорусы и рынок", откуда узнал, что приговор отменен. Радости не было предела. Наверное, это был самый светлый день. Из ПКТ меня не освободили, но это уже не имело значения.

— Каково отношение заключенных к "политическим"?

— По-разному. Но в основной своей массе больше сочувствующих, хотя находятся и те, кто всячески выказывает свое презрение и старается "уколоть". Тут все зависит от поддержки с воли. Особенно было неприятно слышать заявления некоторых правозащитников, что, мол, никакой он не политический. Когда я узнал потом, что эти люди даже не знакомы с моим делом, не говоря уже о "подводных течениях", встал вопрос: на основании чего они делали такие заявления? Вполне очевидно, что человека, задержанного во время какой-либо акции, не составляет никакого труда идентифицировать как пострадавшего по политическим мотивам. В моем случае это требовало определенных усилий и затрат. Как оказалось, не всем это нужно или под силу. Но истинные профессионалы остались верны себе. Я благодарен судьбе, что в моем деле принял участие Гарри Петрович Погоняйло. За каждым делом стоят людские судьбы, которые ломаются под прессом несправедливости. Это нужно понимать и оказывать людям поддержку, особенно правозащитникам.

— Да, у многих возникали вопросы по твоему делу. Но все же те, кто был уверен в твоей невиновности, проводили работу по скорейшему освобождению, по преданию максимальной огласке, в том числе и международной, этого дела. Чувствовал ли ты поддержку с воли?

— Безусловно. Я искренне благодарен ОГП, Анатолию Лебедько, Александру Добровольскому, Валентине Полевиковой, Гарри Погоняйло, Анне Красулиной, СМИ, правозащитным организациям,представителям международной общественности, моим родным и близким. Без их помощи существование "там" было бы невыносимо. С большим сожалением приходится констатировать, что Анатолий Лебедько до сих пор содержится под стражей в СИЗО КГБ. Со своей стороны мы будем делать все возможное, чтобы добиваться его освобождения. Хочу передать слова поддержки Анатолию, его родным и близким.

— Иногда так бывает, что наступает апатия, силы покидают… Были ли у тебя моменты, когда хотелось бросить борьбу и смириться с приговором?

— С приговором я бы не смирился никогда. Не в моем характере признавать что-то, в чем я не виновен. Порой сам себе удивлялся, насколько я "упертый". Не хочу хвастаться, но было приятно, что характер оказался сильнее здравого смысла. Казалось бы, ну, чего стоит пойти на уступки администрации, тем более срок-то большой — 6 лет (вначале было 7). Но потом пришел к выводу, что сам себя буду ненавидеть до конца жизни, если соглашусь. Когда начался жесткий прессинг со стороны администрации колонии, я сказал начальнику: «Помирать — так с музыкой!» и начал писать жалобы на нарушения администрацией колонии прав осужденных.

Как-то случайно прочитал свою характеристику. Дословно не помню, но примерно: "Характер устойчивый, перевоспитанию не поддается, твердо придерживается поставленной цели, на сотрудничество с администрацией не идет". Приятно…

— Ты на свободе уже две недели. Решил, чем будешь дальше заниматься?

— На данном этапе говорить однозначно о том, чем буду заниматься сейчас и в будущем, пока преждевременно. Хотя для раздумий есть несколько интересных вариантов, но пока, приговор не вступил в законную силу, делать какие бы то ни было предположения не представляется возможным. В связи с принесенным прокуратурой протестом, мы сейчас ждем, какое решение будет принято кассационной инстанцией — Верховным Судом, после этого уже можно будет что-то планировать.