Дмитриев: В 14 лет я однозначно хотел стать президентом Беларуси


29 мая 2015, 13:00
У гражданской кампании "Говори правду" новый лидер - Андрей Дмитриев. Он сменил в этой роли известного поэта Владимира Некляева. К чему это приведет, Дмитриев рассказал в интервью "Белорусскому партизану".

Андрей Дмитриев по возрасту не может пока участвовать в выборах президента Беларуси, но у него далеко идущие амбиции. Он выглядит слишком ярко для представителя белорусской оппозиции, которая привыкла за 20 лет правления Александра Лукашекно прибедняться. Дмитриев не прибедняется и этим вызывает подозрение.

Мы беседует в кафе, он разговаривает громко, без оглядки на возможных посторонних слушателей. И он слишком активен для белорусского оппозиционного деятеля, у нас это не принято. По демонстративной активности он может сравниться только с руководителем Объединенной гражданской партии Анатолием Лебедько, который все эти годы излучает оптимизм без оптимистических результатов. Дмитриев может повторить судьбу старшего товарища, хотя явно мечтает о большем.

- Почему возникла необходимость избрания нового лидера кампании «Говори правду»?

- Это логичный шаг после того, как Владимир Некляев заявил о своем выходе из «Говори правду», из оппозиционных структур, создал и возглавил новое движение.

- Со стороны это выглядит так, как будто вы выжили Некляева, чтобы занять его место лидера.

- На самом деле, не важно, как это выглядит со стороны. Думаю, что сегодня никто в «Говори правду» так не ощущает. Мы добросовестно работали командой все эти пять лет. И рейтинги Владимира Некляева только подтверждают, что команда все это время работала на него как на лидера, на имя «Говори правду», на ту стратегию, которую мы вместе принимали в «Народном референдуме».

- Да, но если вы работали в команде и, в принципе, руководили «Говори правду» последние несколько лет, то зачем Вам сейчас понадобился статус формального лидера?

- Мы начинаем большую двухлетнюю кампанию «За мирные перемены» - это большой марафон. Структура, как и корабль, не может идти в такое плавание без капитана. Нужен кто-то, кто берет на себя ответственность.

- А Вы не боялись, что Короткевич, как ваш кандидат, перетянет на себя весь авторитет?

- Я буду рад, если у нее будет наращиваться влияние и будет такой авторитет. Мы не конкуренты, мы – партнеры внутри команды.

- А как так получилось, что Некляев все-таки ушел из «Говори правду»? И он вас обвиняет, и многие эксперты говорят о том, что последний нож в спину нанесли именно Вы, отказавшись от идеи единого кандидата, сделав ставку на Короткевич. Какова Ваша версия этих событий?

- Я не думаю, что сейчас нужно куда-то далеко углубляться в этой истории.

«Говори правду» внимательно думает, что она подписывает, потому что мы обсуждаем, как это потом реализовывать. Так мы поступали и с «Народным референдумом», когда брали на себя обязательства собирать подписи, и с выборами единого кандидата.

Нам предлагали процедуру. У нас был выбор: мы подписываем, и тогда это не единство, это не работа с регионами, не работа с людьми, а просто бег внутри очень узкого круга людей. Я бы даже сказал - бег без особых победителей, а точно все при той схеме остались бы проигравшими. Или же мы отказываемся от того, что заранее потребует от нас много сил и не даст никакого результата, и продолжаем реализовывать свой план.

Мы объявили о стратегии «Народного референдума» два года назад. Мы не пришли с этим сегодня под выборы. Два года назад мы сказали, что у нас есть план, стратегия, которая будет объединять местные, президентские и парламентские выборы, и мы их используем для наращивания в обществе поддержки наших идей мирных перемен. Поэтому, в данном случае мы действовали согласно своему плану. Да, если бы получилось избрать единого кандидата, было бы хорошо. Мы сделали попытку. Я хочу напомнить, что в ноябре 2014 года пять структур подписали процедуру. Только игра на этом поле уже закончилась.

- Для Вас закончилась, потому что Вы бы потеряли позицию главы штаба при любом другом кандидате кроме Некляева?

- Как раз-таки при Некляеве у меня не было шансов быть начальником штаба, так как он мог выдвигаться только как коалиционный кандидат, в первую очередь, от «Народного референдума». Поэтому было очевидно, что у «Говори правду» не может быть двух позиций: если выдвигается Некляев, то начальником штаба должен быть кто-то из другой организации. Я об этом честно сказал в «Народном референдуме», что, если выдвигается Некляев, то я не претендую на начальника штаба, а буду заниматься гражданской частью кампании и подготовкой к парламентским выборам.

- Почему же Вы тогда не согласились на других кандидатов?

- На кого?

- Лебедько, например.

- Любой человек отдает предпочтение тому, что он понимает, и с чем он работает. Еще раз повторю, мы два года работали, а сейчас приходят какие-то люди и говорят: «Давайте мы все это забудем и начнем все заново». Уже надоело с чистого листа каждый раз все начинать. Нет, мы не начнем заново. Мы начали в 2013 году, мы продолжаем в этом году и в следующем. Потом будет смотреть на результаты.

- Но у вас не так много достижений. Что вы можете предъявить людям?

- Есть целый ряд достижений, которые достойны уважения. Во-первых, собранные подписи. Сейчас будут говорить: «Ой, за год собрали 120 тысяч подписей. Это мало». Я хочу сказать этим людям: «Идите и попробуйте собрать десяток подписей в своем подъезде, а потом говорите - много это или мало в сегодняшней ситуации». Для меня 120 тысяч подписей, большинство из которых собрано не в Минске, а в регионах, очень важны. Это 120 тысяч гражданских поступков. Представьте себе человека в маленьком городке, он один как перст, ставит свое имя, фамилию, адрес и говорит: «Я хочу референдум, на котором говорится об ограничении срока президентства». Это гражданский поступок.

Во-вторых, «Народный референдум», как и обещал, выдвинул единого кандидата на президентских выборах, и мы уже формируем списки на парламентские выборы. Сегодня это единственная коалиция, которая действует. Это тоже достижение.

Для меня также достижение, как мы смогли устроить кампанию продвижения внутри власти: мы обошли почти сорок членов парламента, встретились с тремя замминистрами. Сначала они ответили нам, что все эти сборы подписей недействительны, а потом были вынуждены собирать комиссию и признать, что переданные подписи все-таки действительные. Дальше они отказались ставить этот вопрос в повестку дня. Хорошо, это еще один повод, почему мы идем на эти и следующие выборы.

Достижений достаточно. Я не хочу сказать, что я бы не хотел большего. Я бы хотел, но я существую в той ситуации, которая есть.

- Владимир Некляев в одном из своих интервью рассказывал, что перед выборами 2010 года действовала схема принуждения к единству через финансирование. Известно, что именно «Говори правду» аккумулирует основные деньги в последние годы, деньги спонсоров и так далее. Вы добиваетесь единства с БНФ и движением Милинкевича через финансовые механизмы? Каким образом вам удалось протолкнуть своего кандидата мимо их политиков?

- Во-первых, скажу, что мне неизвестно о такой системе, о которой рассказывал Некляев. Более того, я лично считаю ее бесполезной и ненужной. Она никогда не сработает. Это только для людей, которые рассматривают политику как литературный роман, такое возможно. В 2010 году такого не было. У всех были свои ресурсы, у кого-то больше, у кого-то меньше. Это было разного уровня финансирование.

Сегодня все понимают, что кампания 2015 года будет самой сложной за эти 20 лет. И с точки зрения состояния общества, и с точки зрения состояния демократических оппозиционных структур, и с точки зрения результата, который она может дать. Можно выиграть, но можно и сильно облажаться. Поэтому, как в любой кризис, жить вместе и дешевле и выгодней. Так и сегодня быть вместе выгодней. Я уверен, что мы это увидим на этапе сбора подписей, если лидеры примут решение не рисовать подписи, а собирать реальные подписи реальных людей. Очевидно, что вместе можно собрать подписи, вместе провести парламентскую кампанию. Это проще.

- Как вам удается убеждать то же движение «За свободу»? Как вы их заставляете подчиниться себе?

- Речь не идет о подчинении, а о договоре и партнерстве. Мы не единственная в мире коалиция. В любых коалициях есть внутренние договоры: кто занимает место номер один, номер два. Это не вопрос, кто лидер, это вопрос баланса интересов и соблюдения договоренностей. За последние три года нашей совместной работы мы постоянно выдерживали друг перед другом договоренности. Это позволяет принимать решения, которые могут казаться со стороны неким ущемлением.

- Раньше многие верили, что вы принуждаете Милинкевича и БНФ к сотрудничеству через то, что у вас самый популярный лидер. После того, как Некляев ушел, где гарантия того, что Милинкевич и Янукевич будут двигаться в фарватере ваших интересов и не отойдут от вас в какой-то критический момент.

- Гарантии здесь никто не дает. Есть пересечение интересов. В сегодняшних условиях, как они видятся сейчас, вместе быть удобней и надежней. Разделившись каждый из членов «Народного референдума» получит негатива больше, а позитива ноль. Это все понимают. Коалиции существуют ровно до того дня, пока они имеют смысл. Раз пока она существует, значит, она имеет смысл для каждого в разных, возможно, аспектах.

- Почему Вы не поддерживаете Лебедько? Ведь Вы начинали свою политическую карьеру именно в ОГП и даже помогали Лебедько на каких-то выборах.

- На сегодняшний день мы представляем разные организации. Я принял решение заниматься «Говори правду» в том числе, потому что был не согласен с мировоззренческими подходами Лебедько. У нас разные подходы.

Анатолий Лебедько считает, что нужно идти к людям со своими идеями, а мы считаем, что к людям надо идти с их интересами. А это требует разных подходов, действий, взглядов на многие вопросы.

Дмитриев: В 14 лет я однозначно хотел стать президентом Беларуси

Не то, чтобы это конфликт. Простой пример. Мы много ездим по регионам и общаемся с людьми. Совершенно понятно любому политику, когда ты приходишь в аудиторию активистов, ты говоришь о совсем других вещах, чем когда ходишь от двери к двери и собираешь подписи или общаешься с людьми на рынке или в бизнес-центре. Здесь две стратегии. Или ты идешь и говоришь в первую очередь со своими активистами, пытаясь их собрать в единую силу. Либо ты пытаешься закинуть сеть широко и собрать голоса гораздо большего электората. Разная риторика, которая сложно совместима. Сегодня много кто говорит, в том числе и Лебедько, что эти выборы выиграть невозможно. В том числе и поэтому мы выдвигаем Короткевич, чтобы показать людям альтернативные варианты.

- Все-таки Лебедько значительно известней и популярней Татьяны Короткевич.

- Если бы в Беларуси сегодня был политик с рейтингом 20%, вопросов о едином кандидате просто бы не было. Все остальное – незначительно. Выборы всех уравняют и все по-другому совсем расставят.

- Все остальное – оттенки серого…

- Да.

- Писали о том, что у Вас были переговоры со Статкевичем. Они неудачно закончились. Почему вообще отказались от идеи выдвинуть Николая Статкевича единым кандидатом, а его жену кандидатом-дублером. Эту идею Вам приписывают…

- Не буду комментировать решение партии Статкевича, самого Николая и его жены Марины Адамович. Это их решение.

Эта идея могла быть действительно реализована при двух условиях. Во-первых, если бы она была поддержана абсолютно всеми демократическими силами, не было бы никаких зайчиков, которые выскочили на полянку и подумали, что никого нет, а мы уже видели по переговорам, что так не получится. Во-вторых, если делать кампанию Статкевича, то она должна быть только об одном вопросе – о вопросе политзаключенных. Это сознательная стратегия на работу только на очень узкую целевую аудиторию. Не говорю, плохо это или хорошо. Это, очевидно, не сделало бы оппозицию более популярной. Не дало альтернативы и даже отняло голоса многих людей, которые проголосовали бы тогда за Лукашенко, который будет говорить нам про детские садики и заводы. Но в тоже время кампания Статкевича могла бы консолидировать часть электората и оппозицию. Любой сценарий имеет цель. Если цель недостижима, то сценарий нет смысла реализовывать. Дальше все это стало бы действием ради действия, значит его бы никто не делал.

- У вас были переговоры с Мариной Адамович по поводу сотрудничества?

- У нас они были не напрямую, был человек, который помогал их вести. Мы получили отрицательный ответ.

- Как Вы отвечаете на упреки в том, что выдвижение Короткевич и вообще вся ваша кампания – это легитимизация фальшивых президентских выборов, что вы работаете на руку режиму Лукашенко?

- Вопрос, кто легитимизирует. Если мы говорим о белоруском народе, то народ легитимизирует власть двумя вещами: своим нежеланием протестовать и уплатой налогов. Пока мы это и видим.

Если мы говорим про международное сообщество, то это только ОБСЕ, которое имеет целый ряд критериев, где участие оппозиции в выборах - один из огромного списка. Поэтому обвинения в легитимизации режима - это риторика 90-х. Ее ряд политиков старательно пытаются вернуть нам их в наши 2010-е. Но сегодня это уже не работает.

Лукашенко сегодня легитимизирует Украина и украинские события намного больше, чем все то, что может сделать белорусская оппозиция. Даже если она выйдет на площадь и поклонится.

Как только мы пытаемся разговаривать с людьми, нас тут же стараются обрезать. Нам сразу выставляют заборчики и клеточки. Легитимизация будет до тех пор, пока в целом общество считает эту власть приемлемой для себя. И здесь неучастие оппозиции скорее подтверждает, что раз никого больше нет, мы идем к старой формуле – кто, если не он. А наша задача показать, что за 20 лет уже кто-то должен появиться среди 10 миллионов человек.

- Разве можно играть по-настоящему, если ты заранее знаешь, что точно проиграешь? Ведь очевидно, у Короткевич нет никаких шансов. Это все имитация, а не борьба за власть, а выборы – это всегда борьба за власть.

- Я точно такое же слышал буквально два месяца назад по поводу нового президента Польши, что его выставили для того, чтобы он пробежался где-то рядом возле Коморовского. Вы можете мне возразить, что это ведь поляки и там другая ситуация. Но, на самом деле, борьба за власть – это сбор голосов в поддержку своей идеи и себя. Чем ты успешней, тем у тебя больше шансов победить. Когда Вы говорите, что у Короткевич нет шансов, то я думаю, что это все от тотальной усталости. Ведь мы все очень устали за эти 20 лет. Я вижу, как устали журналисты писать об этом обо всем. Устали политики от бесконечных действий без результата? Устали активисты в регионах. Устали все, на самом деле. Когда ты устаешь, тебе хочется пойти и поспать. Вот сегодня все так и говорят: давайте пойдем и поспим. Мы все же выступаем за действия. В данном случае, понимая ситуацию, мы объединяем две кампании в одну и наращиваем капитал. Возможно, это сработает осень, возможно следующей зимой на парламентских выборах. Мы не знаем. Кто ждал в России выступление людей после парламентских выборах? Никто не ждал.

- Но они тоже ни к чему не привели. Я бы не сказал, что все это напоминает не желание поспать. Скорее всего, это напоминает тараканьи бега. Уже очень много кандидатов: Короткевич, Лебедько, фрик от партии «Зеленых», Калякин, Некляев, видимо, опять появится. Несколько лет говорили о едином, а выходит на выборы толпа, которая и без Украины, и других пугающих факторов, провалит эти выборы и сыграет на руку Лукашенко. И Вы участвуете в этих тараканьих бегах.

- Я еще раз вернусь к простому тезису: мы идем в эту кампанию с капиталом работы двух лет за спиной. Для нас это не тараканьи бега. Это этап реализации плана и стратегии, которую мы для себя наметили, учитывая сегодняшнюю ситуацию, Лукашенко, силовые структуры.

Мне кажется, все эти стенания, что нет единого, были бы и при наличии единого, только касались бы чего-то другого. В любом деле есть такое правило: прими решение и сделай его правильно. Уже решили, что не будет единого, давайте пойдем. Почему мы в ноябре 2014 года поставили свои подписи? Потому что надо было определиться, нужен ли нам этот единый кандидат. Если не нужен – давайте не стесняться и прямо скажем об этом. У нас другая стратегия, другое видение. В конце концов, политики - ведь взрослые люди.

Я вижу ряд политиков, которые считают, что можно выйти к людям, сказать яркое слово – и все изменится. Нет, нельзя. Ты должен каждый день разговаривать с пятью, семью, тринадцатью людьми, чтобы, возможно, через три года у тебя появился зал, потом стадион.

- Вы жалеете, что Вам не хватает возраста для участия в кампании в этом году? Вы бы могли уже зажигать массы.

- Всему свое время.

- У Вас такие далеко идущие амбиции?

- Я могу сказать, когда мне было 14 лет, я однозначно знал, что хочу быть президентом страны. Сейчас я расскажу Вам другую историю. Размышляя о кандидатах в президенты, мы тоже искали новое лицо в разных кругах. Разговаривали с одним крупным бизнесменом белорусским и уговаривали его идти на выборы. Он был единственным, кто не сказал, что не сможет одержать победу. Он сказал: «Знаете, я уверен, что могу победить, но я со своим бизнесом не знаю, как разобраться. Они натворили дел в стране, мне теперь разгребай – не хочу». Если в 14 лет я хотел стать президентом, то сейчас я бы очень хотел быть в команде людей, которая будет делать перемены в стране. Позиция будет зависеть от ситуации. Говорить о планах на 2020 год я не буду. У нас сейчас есть план на 2015-2016 годы. Мы должны выйти из этих двух лет сильными.

Дмитриев: В 14 лет я однозначно хотел стать президентом Беларуси

- Насколько верно ощущение, что молодежь хоронит сейчас стариков в белорусской оппозиции. Вы так себя ведете, чтобы подчеркнуть – время старых закончилось, помогать сейчас им красиво уйти на пенсию Вы не хотите, а уже занимаетесь обустройством своей жизни после нынешних президентских выборов.

- А они чем занимаются, эти старики?

- Топчутся под ногами.

- А они что обустраивают?

- Цепляются за прошлое, мешают вам. Вы не можете их физически сдвинуть, но выборы 2015 фактически сдвинут, а потом вы такие умные придете и развернетесь. Насколько это верно?

- Нам мешает то, что я не могу сейчас сесть в машину и проехать по всем сельским клубам в стране, не вылезать из нее сутками и разговаривать с людьми. Собирать их и разговаривать, вот это мешает. Считаю, что может быть для самих партий, обновление было бы новым драйвом, но это решение этих структур, если они считают, что так для них лучше, то так лучше, никто никому здесь не мешает. Это как раз не интрига, нет тут какой-то задачи кого-нибудь отодвинуть.

- Вам проще с Губаревичем, Янукевичем, т.е. с молодыми активистами, или с Милинкевичем и Некляевым, со стариками?

- Мне проще с теми, кто держит слово.

- А кто из них держит слово?

- Сейчас в «Народном референдуме» люди держат свое слово. Это не делится по возрасту, это делится по принципу поведения, который тебе либо понятен, либо нет. Мне кажется, что молодые больше воспринимают профессиональную деятельность как работу. Поэтому мы должны уметь сесть и договориться.

Я хочу напомнить, что в 2010 году «Говори правду», движение «За свободу» и БНФ были, мягко говоря, не друзьями, и коалиция казалась невозможной. Но отношение к делу серьезно позволяет садиться и говорить: «Подождите, пар выпустили. Это была одна битва, а теперь другая битва и на этой битве мы должны быть вместе».

Мне кажется, что поколение постарше воспринимает это все слишком лично. Как будто ты споришь с человеком о программе, а он думает, что ты не любишь его лично.

- Почему у Вас не получилось с БХД, с Рымашевским и Северинцем?

- Не получилось, потому что не пробовали.

- Вы же пытались вести с ними переговоры.

- Тоже у нас с ними, наверное, разные какие-то подходы, не смогли найти какое-то общее поле. Они решили, что им выгоднее быть в состоянии "между", в одиночке.

- Вроде они молодые, активные...

- Опять же - это их решение, им это казалось выгодным. Когда ты идешь в коалицию, ты должен припустить собственный флаг. Когда мы стали работать в «Народном референдуме», сразу стало видно, как падает упоминание «Говори правду» и растет «Народный референдум». По очень простой причине, потому что Владимир Прокопович Некляев, я и все остальные лидеры начали говорить про «Народный референдум», вместо того, чтобы говорить о «Говори правду». И это тяжело. На примере разных политиков мы видим, что это тяжело взять и решить, что на выборах ты не будешь говорить о своей партии.

- А где вы будете брать деньги на кампанию?

- Очень сложный вопрос. Лично я считаю, что оппозиции нужно сделать все, чтобы собирать деньги в стране. И сделать кампанию в разы дешевле и проще, но с абсолютно прозрачным отчетом. И сказать людям: «Ладно, вы дали нам столько денег, вот на эту сумму мы провели такую кампанию. Значит, такой спрос, мы не дорабатываем. Нам надо сделать выводы».

Понятно, есть страх и какие-то другие вещи. Мне кажется, демократические силы уже давно не просили у людей такой поддержки. Это значит, что мы не можем людям объяснить, а зачем нас поддерживать. Они не могут этого понять. К этому добавляется страх. Мы бы очень хотели в эту кампанию, в том числе и поэтому, есть новое лицо – Короткевич, сделать кампанию белорусскую по своему духу и сути. Политик, когда он финансируется своими избирателями, чувствует себя более свободно.

- Нищие белорусы… Трудно поверить, что они будут давать деньги. Люди сейчас выживают.

- Да, выживают. Но у нас есть четкие примеры. Где у «Говори правду» есть какие-то реальные действия и помощь людям, там нам всегда помогают. С миру по нитке - нищему рубаха.

Сегодня достаточно в Беларуси людей, которые могли бы поддерживать политиков. Я имею связи с бизнесом и регулярно об этом разговариваю. Люди из бизнеса мне говорят, что страх далеко не первая мотивация, почему они не дают денег. Они не понимают, о чем эта политика. Или они считают, что эта политика стала своеобразным бизнесом, где оппозиция получает деньги на Западе, что-то здесь делает, едет обратно, жалуется, что все плохо и просит новых денег.

Сегодня мы делаем очень мало для того, чтобы изменить такое мнение. Мы бы хотели через кампанию «Народного референдума», через выдвижение Татьяны Короткевич объяснить людям: «Вас сажают и про это молчат, и будут сажать до тех пор, пока нет политика, готового встать на защиту и заставить власть говорить о проблемах». У бизнесмена может не хватать времени ходить на приемы к парламентариям и министрам, долбить прессу. Конечно, у бизнеса есть свои лоббистские группы. Они пытаются действовать через них. Но вот не срабатывает. Почему? Не хватает публичности. Здесь нужна политика.

- Только чтобы не было как в 2010 году, как рассказывал в одном интервью ресторатор Вадим Прокопьев, что активисты одной из организации вдруг появлялись в его кафе в новых костюмах, и он всегда знал, когда они получили новый транш.

- Дай Бог, чтобы у наших активистов были новые костюмы, они выглядели презентабельными людьми, ели в ресторанах. На них смотрели бы люди и думали, что хотят быть вместе с ними.

- Многие Вас обвиняют в сотрудничестве с КГБ, как вам удается быть таким успешным, активным, в белой рубашке и галстуке ездить по Европам, управлять организацией, заниматься ее финансовыми вопросами и избегать давления и репрессий со стороны КГБ?

- Во-первых, это неправда, что я избегаю давления и репрессий. Телефон стоит на прослушке - это очевидно. Вы говорите про Европы, в которые я сейчас гораздо меньше езжу, чем в регионы Беларуси. У меня в Гомеле, в Речице, телефон разряжается в три раза быстрее, чем он разряжается в Вильнюсе, потому что он постоянно стоит на прослушке.

Регулярно вижу за собой слежку, регулярно есть на границе особое отношение, особая любовь, которой начинают пылать к тебе таможенники и пограничники.

Когда уровень репрессий в стране повышается – давление повышается, когда уровень репрессий понижается в целом – давление лично на каждого лидера оппозиции тоже снижается. Я бы не сказал, что у нас какой-то особый статус. Напомню, когда в 2012 году мы ходили и защищали дачников от Китай-парка, нас просто посадили на 10 суток, все по правилам жанра.

Помню, на вашем ресурсе прочитал интервью уже покойного Пети Марцева, где он сказал, что как только мы начинаем думать, что все кэгэбисты – КГБ победило, потому что это их задача, чтобы мы все друг друга подозревали. Почему? Потому что это убивает солидарность.

Ты не можешь быть солидарным с человеком, если ты постоянно его в чем-то подозреваешь. Очень много людей приходит и предлагает помощь. И первая мысль - от кого пришел человек. Но все-таки всегда надо давать шанс, потому что солидарность является невероятной силой, и пока мы не сможем ее выстраивать в обход постоянных вбросов компромата, мы ничего не построим.

Но и еще хочу сказать одно. У белорусов в целом есть какая-то вера в третью силу, как у русских есть вера в глобальный заговор. Например, ты с кем-то споришь и человек не находит аргументов, чтобы тебе что-то сказать, очевидно, что следующим его аргументом будет - ты ставленник Лукашенко, работаешь на КГБ. Например, есть две организации, одна говорит, ничего сделать невозможно, в стране диктатура. Вторая говорит, да в стране конечно жесть, но мы пойдем и попробуем собирать подписи или мы обзвоним базу и будем говорить: «Добрый вечер, вот я это делаю по своему округу». Я так звоню и говорю: «Добрый вечер, меня зовут Андрей Дмитриев». Я рассказываю, кто я такой, чего я хочу, что я хочу быть депутатом в этом округе, какие сейчас есть проблемы в этом округе, что мы можем сделать. Такой просто разговор. И потом те, кто ничего не делает, говорят: «О, так это невозможно сделать». Возможно - подними трубку и сделай.

- Как вам живется в атмосфере постоянных обвинений, что Вы агент КГБ, что Вы работаете на КГБ, это сильно на вас давит?

- Я думаю, это давит на КГБ. (Смеется)

- Вы уже свыклись с этим?

- Когда ты знаешь, что ты не виноват, ты спокойно относишься к тому, что говорят злопыхатели. Собака лает, караван идет. Меня гораздо больше расстраивает, когда я вижу, что мы делаем-делаем, а тот результат, который хотели получить, не достигаем.

Я помню в 1996 году, когда я совсем молодым пришел в оппозицию, слушал Винцука Вечерко, который рассказывал, что вскоре режим падет. Тогда я искренне в это верил. Да, потом в 2001 году сказали, что Лукашенко сейчас не рухнет, но в 2006 – уж точно. В 2006 году Милинкевич просил подождать еще два года. В 2010 году я сам говорил, что он уже должен когда-то умереть. И мы не верили, что он до 2015 простоит. Про 2020 год я теперь не загадываю.

- И на Площадь уже тоже не зовете…

- Не зовем. Это решение принципиальное. Но это не отказ от мирного протеста. Как демократ, я верю в право людей на забастовку, на мирный протест. Если придет народ, люди, так как решат, что все, нужно выходить, то ничего здесь не произойдет кроме смены власти. И все эти пугалки, что придет Россия, безосновательные. Россия будет пытаться договориться с новой властью. Она не будет сразу сюда лезть.

Но если это будет искусственная Площадь, такой Площадью всегда гораздо проще манипулировать. Поэтому, это скорее не отказ от Площади, а пересмотр своей роли в общественных процессах.

Наша роль сегодня – увеличение количества сторонников и объединение людей вокруг идеи перемен.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter
Дорогие читатели, не имея ресурсов на модерацию и учитывая нюансы белорусского законодательства, мы решили отключить комментарии. Но присоединяйтесь к обсуждениям в наших сообществах в соцсетях! Мы есть на Facebook, «ВКонтакте», Twitter и Одноклассники
•   UDFНовостиПолитика ❯ Дмитриев: В 14 лет я однозначно хотел стать президентом Беларуси