После Лукашенко диктатора не будет. И вот почему

После ухода Лукашенко Беларусь неизбежно ждет демократизация.

Разговор Юрия Дракохруста с политологом Григорием Астапеней «Придет ли после Лукашенко новый диктатор?» (а также колонка Астапени "Что будет после смерти Лукашенко?" — дополн. UDF.BY) снова актуализировал главную белорусскую политическую проблему. Она обсуждается в белорусском экспертном и политическом сообществе столько времени, сколько существует нынешний режим.

В более радикальным варианте этот вопрос ставится так: вполне реально, что на смену Лукашенко придет еще худший диктатор, на фоне которого Александр Григорьевич будет выглядеть либералом. Или другая версия этой же дилеммы: новый диктатор сразу сдаст Беларусь России.

Сразу хочу отметить, что я не согласен с прогнозом Григория Астапени. Думаю, что после ухода Лукашенко в Беларуси начнется реальная демократизация.

Астапеня ссылается на работы двух исследовательниц Андреа Кендалл-Тейлор и Эрики Франц «Когда диктаторы умирают», опубликованной в октябре минувшего года в Journal of Democracy. Они изучили последствия 495 случаев ухода авторитарных лидеров, которые произошли с 1946-го по 2012-й год. Из них следует, что после смерти диктатора демократия наступает крайне редко, только в 4% случаев.

Дело в том, что это исследование охватывает очень большой исторический отрезок. Он включает в себя несколько разных периодов, даже эпох. Здесь и время «холодной войны», и крах коммунистической системы. С 1946-го по 2012 год в мире произошло несколько волн демократизации. И на разных этапах действовали различные тренды и закономерности. За этот большой исторический отрезок отношение к демократии сильно менялось. Если бы авторы исследовали больший период истории, например, от начала ХХ века, то процент демократического транзита оказался бы вообще мизерным.

Также важно отмечать региональные, цивилизационные особенности. Одно дело, например, Азия, Африка, другое — Европа. Приведенные Астапеней примеры с Северной Кореей или странами Центральной Азии неубедительны. Там Восток, а Беларусь, как бы там ни было, все же находится в русле европейской культуры.

К тому же авторитарные режимы бывают разных типов, что также важно учитывать и разделять. При авторитаризме олигархического типа, как в сегодняшнем Китае, власть принадлежит группе, корпорации, там механизм властвования есть результат добровольного или вынужденного компромисса между основными политическими субъектами насчет правил игры. Поэтому там не так уж важна фамилия первого лица во властной иерархии, поскольку это принципиально не влияет на устойчивость системы.

А вот при режиме личной власти, персонифицированном режиме ситуация иная. Здесь вся система властных институтов и механизмов сделана под одного человека, по его образу и подобию, и замкнута на нем. И его выпадение, как правило, влечет за собой политический кризис (Венесуэла после Уго Чавеса), который заканчивается либо сменой режима, либо его значительной и сущностной трансформацией. Китай после смерти Мао Цзэдуна не стал демократичным. Но произошли радикальные изменения в экономической политике. Причем каждый последующий председатель Компартии Китая делал новый шаг на пути демократизации страны.

Нечто подобное произошло в СССР после смерти Сталина. Сталинский режим, как и нынешний белорусский, был персонифицированным, режимом личной власти.

Тогда в 1953 году началась ожесточенная борьба за власть. И ее первой жертвой стал Лаврентий Берия. Соратники Сталина обвинили его не только в том, что тот был, как и положено, врагом народа и английским шпионом, но и в том, что он начал ревизию сталинского политического наследия. И это действительно было так. Берия первым начал разрушать ГУЛАГ, провел амнистию, критиковал Сталина за неправильные методы проведения коллективизации и прочее.

Затем наступила очередь главы правительства, полуофициального преемника Сталина Георгия Маленкова. Он также начал проводить реформы, снизил сельхозналог, выступил против привилегий номенклатуры и за большее внимание легкой промышленности. И был обвинен Хрущевым в отступлении от сталинского курса.

Ну а потом сам Никита Хрущев стал главным борцом с «культом личности» Сталина. ХХ съезд партии, вынос тела «вождя народов» из мавзолея и др.

То есть идея десталинизации носилась в воздухе. И каждый из потомков вождя, кто хотел стать первым лицом в СССР, интуитивно шел по этому пути, так как понимал, что получить поддержку общества и госаппарата можно, только двигаясь в эту сторону. Никто не предлагал закручивать гайки.

Что-то подобное произойдет и в Беларуси. Даже если государство возглавит кто-то из номенклатуры (а скорее всего, так и будет), то, по аналогии с постсталинским периодом, в политическом воздухе будет носиться идея делукашенкизации. И любой из потомков нынешнего главы будет вынужден взять курс на либерализацию и демократизацию. Можно спорить по поводу масштабов и темпов этого процесса, но другого варианта развития страны я не вижу и не прогнозирую.

Сегодняшняя Беларусь уже не та, какой была в 1994 году. Изменилось целое поколение. Долгий опыт жизни при режиме Лукашенко делает идею преимущества диктатуры с каждым новым экономическим кризисом все менее убедительным. Социологические опросы и собственные наблюдения свидетельствуют, что и общество, и номенклатура больше созрели для перемен, чем сам Лукашенко. Сколько раз он упрекал правительство за склонность к реформам! Уже сегодня очевидно, что общество переросло своего официального лидера.

Григорий Астапеня говорит: «Система уже построена... Если есть определенный круг людей, которые заинтересованы в сохранении этой системы, если есть кланы, группы интересов, которые хотят и дальше иметь ренту из этой системы — зачем что-то менять?» С одной стороны, да.

Но значительная часть кланов и групп интересов не имеют доступа к власти. Кроме того, номенклатура сама страдает от репрессий не менее, чем оппозиция. Поэтому она хотела бы для себя какой-то системы гарантий, что невозможно в условиях персоналистской диктатуры.

Еще важный момент. Беларусь, согласно даже Конституции 1996 года, которая наделяет чрезвычайными полномочиями президента, все же демократическая страна. Диктатура существует потому, что власть действует не в рамках Конституции и законов, а грубо нарушает их. Избирательный кодекс не предусматривает фальсификации выборов, это происходит вопреки законодательству.

Так вот, в случае ухода Лукашенко в государственном аппарате наступит определенная растерянность, легкий кризис легитимности. А любой чиновник знает, что в критической ситуации самый надежный способ не ошибиться — это следовать инструкции. Как говорят военные, жить по уставу. Если не знаешь, как оно там дальше повернется, то лучше следовать закону. Например, избирательные комиссии вдруг начнут считать голоса.

Все это дает надежду на лучшее. И вопрос — во времени.