Канадский аналитик рассказал о “секрете Лукашенко“

"Ничего особенно необычного, на что можно было бы обратить внимание..."

Профессор Альбэрцкага университета историк Дэвид Марплз очередной раз посетил Беларусь, воспользовавшись 5-дневном безвизовым режимом.
Год назад Дэвид Марплз приехал в Беларусь после семилетнего перерыва. Ранее ему трижды отказывали в визе. По итогам прошлогодней поездки явился блог, в котором профессор подытоживает впечатления от увиденного.

Во время нынешнего приезда Дэвид Марплз продолжал свои исследования, посетил Куропаты и Тростенец и дал интервью Радио Свобода.

— Беларусь тщательно закрепляет за собой имидж страны, в которой что-то движется к лучшему: Минск полнится новостройками, иностранцы пользуются 5-дневном безвизовым режимом, который власть обещает продлить, на весь мир прогремел якобы прогрессивный закон о легализации блокчейна и криптовалют. Но в Беларуси по-прежнему задерживают и судят протестующих, блокируют СМИ и разгоняют митинги. Это два параллельных процесса? Или образ «страны с потенциалом» на самом деле скрывает застарелые авторитарные практики?

— Некоторые из этих процессов развивались бы и с властью, и без нее. Власти не всегда управляют и ведут, а наблюдают за развитием или анализируют, что людям нравится. Люди любят новые здания, шопинг-молы — пожалуйста, имейте их, пока вы остаетесь под контролем. Но этот контроль никогда не ослабевает и только делается сильнее, это несомненно.

Это всегда компромисс. Если у тебя массовая безработица, сокращения зарплат, все это скоро может разрушиться. Но пока ты поддерживаешь определенные стандарты жизни, которые в сравнении с соседями выглядят лучше, и точно лучше, чем в Украине сейчас, ты можешь оставаться безнаказанным.

Это скорее вопрос, чего люди боятся, а не чего они хотят. Думаю, что такие важные вещи, как свобода слова, собраний, свобода от несправедливого судебного преследования, забываются. Они отложены «до лучших времен», так как люди обычно не думают о политике. У нас один лидер 24 года, все равно ничего не поменяется, но мне нужно моя пенсия, мой заработок, я это имею и мне нормально.

Когда мы разговаривали в прошлом году сразу после всех этих протестов, ситуация действительно выглядела серьезной ... Но ненадолго. Теперь она таковой не кажется. Люди получили свою форму «мягкого национализма», они могут прийти на концерт на День Воли, а на оппозиционные протесты выходит пару сотен человек, на которых никто не обращает внимания.

Проблемы не ушли, они просто игнорируются. Например, последствия Чернобыля никуда не делись, но власти заявляют, что все решено и с этим покончено. Но если вы поедете в Украину, то там ничего не закончилось, там тысячи людей имеют проблемы, связанные с последствиями Чернобыльской аварии. В Беларуси таких людей должно быть намного больше, учитывая направление распространения радиации. Об этом ничего не пишут.

Все это отчасти работает на «закрытие» проблемы, ты ее якобы не видишь. Но молодые хорошо образованные люди способны это увидеть.

— Вы во время приездов в Беларусь всегда посещаете Куропаты. За последний год власти заговорили о возможности построения там мемориала, бизнесмены отказывались от своих проектов. Но внятного объяснения, что за события там происходили и кто несет за них ответственность, со стороны власти не прозвучало. Зачем тогда власти озвучивать намерения соорудить мемориал?

— Я не думаю, что режим действительно чувствует себя обязанным полностью исследовать такие явления, как Куропаты. Но сейчас уместно их не игнорировать, потому что это часть идентичности. А для властей сейчас важно учредить отличающуюся от российской белорусскую идентичность.

Нынешние власти в значительной степени привержены официальной версии войны как победы Сталина, который боролся против нацистов. И они не хотят полностью подрывать эту концепцию сталинского режима. Ведь иначе получается, что в той войне ты оказываешься на противоположной стороне.

Поэтому памятник ставят, но тех, кто там убивал, — не называют. Хотя самый главный вопрос вопрос о Куропатах в том, кто именно совершил те преступления.

Вся ситуация действительно непростая, и что бы власть ни сделала, это будут критиковать. В этом смысле осудить преступления нацистов проще, потому, например, монумент в Тростенце поставлен.

Думаю, это решение (поставить мемориал в Куропатах. - РС) - действительно вопрос построения идентичности, но и пример того, как сильно режим держится за власть.

— Насколько эта новая идентичность может отличается от российской? Путин частично строит свою легитимность на преданности советской наследству, в умах россиян борется за популярность со Сталиным. Лукашенко долгое время также строил свою легитимность на образах из советской истории: у нас есть огромный новодел музея войны с официальной версией событий, работает и популярная «линия Сталина», но планируется и мемориал в Куропатах. Или в построении этой новой легитимности Лукашенко отказывается от советского наследия?

— Это амбивалентный процесс. С одной стороны, Лукашенко по-прежнему обращается к своей старой советской легитимности, он от нее не отказался. С другой стороны, он хочет построить что-то явно отличающееся от российской идентичности.

Сейчас это проще сделать, так как сейчас Россия настолько агрессивна, что большинство близких к ней стран пытаются от нее дистанцироваться и развиваться в отдельном направлении. Для них это реальный шанс в условиях, когда политика России очень неустойчива. Беларуси труднее, так как здесь совместный с Россией язык, в определенном смысле культура, российские СМИ повсюду. Но большому количеству людей здесь нравится отличаться от России, и они не хотят быть ее частью, так как здесь, в Беларуси, относительно стабильно, никто ни с кем не воюет. Более того, Беларусь стала посредником в конфликте между Россией и Украиной, что породило интересный феномен: Лукашенко — миротворец. И это неплохой имидж, ведь лучше быть посредником, чем воевать.

Но давление со стороны России сохраняется, например, в вопросе разрешения на размещение российской авиабазы ​​или на присутствие здесь других российских войск. И будет всегда сложный, но не открытый конфликт. Я убежден, что Россия рассуждает следующим образом: если мы избавимся от Лукашенко, то как мы можем быть уверены, что его преемник сохранит с нами приоритетные отношения.

— С момента начала конфликта между Украиной и Россией в Беларуси появилась мысль, что «лучше Лукашенко, чем Путин». И до сих пор это единственная опция, с которой могут выбирать белорусы?

— Если посмотреть на социологические опросы, то мы увидим, что большинство людей в Беларуси поддерживают аннексию Крыма Россией и одобряют ту роль, которую Россия играет в событиях на Донбассе.

Или это только выбор между двумя? Возможно, да. И тогда Лукашенко выглядит более безопасным выбором. Он 24 года у власти, и ты уже точно знаешь, что может произойти. А Путин всегда непредсказуем, ежегодно что-то новое, каждые новые выборы проходят в иной обстановке. Первые годы прошли под знаком Чеченской войны. Когда он вернулся во власть в 2012 г., после президентства Медведева, то выглядел намного более агрессивным, очень беспокоился по поводу цветных революций, Евромайдана, входа Украины в НATO. Но кто знает, может, во время следующего срока он будет совсем миролюбивым. Я не знаю (смеется).

Лукашенко и Путин из одного поколения, но с разным происхождением, различным уровнем образования, скажем так. Один — фигура международного масштаба и выглядит очень светским. Второй имеет скорее деревенское происхождение, которое обеспечивает его характерной хитростью, способностью маневрировать. И пока Лукашенко сохраняет этот баланс, предлагая различным группам различные вещи, с этим еще можно мириться. Но если бы европейцы сказали: «мы не заинтересованы в Беларуси, вы часть российской сферы влияния», и слушали только то, что говорит Москва, тогда это стало бы огромной проблемой.

Маловероятно, что такое случится, по крайней мере пока Путин у власти. Европейцы дают Беларуси большой «люфт», закрывая глаза на многие вещи, в частности на права человека, которые они просто игнорируют. И все ради того, чтобы [через Беларусь. - РС] сохранять расстояние от России, иметь своеобразный буфер с нею.

Такая позиция опасна по нескольким причинам. По количеству несправедливых арестов, казней никакого улучшения в Беларуси не произошло за последние 15 лет. Но сейчас это происходит намного более затейливо. На улицах уже нет ОМОНа, который хватает людей. Сейчас такое происходит только в момент настоящего кризиса. Большую часть времени люди заняты своей жизнью.

Но и международная ситуация очень тревожная. США обычно задают критерии того, что такое западная демократия. Но теперь это не так. Сегодня невозможно предсказать, что напишут, произнесут или сделают в Белом доме. В таких условиях влияние европейцев на этом пространстве становится решающим, это неизбежно. И постепенно раскол между Европой и США будет увеличиваться, если Трампа не отвергать через импичмент.

— В последнее время в Беларуси были заблокированы популярные общественно-политические интернет-ресурсы «Партизан» и «Хартия». Даже в прежние нелиберальные времена их не блокировали. Готовится новый жесткий закон о СМИ. МВД получило приказ подавлять все недозволенные массовые акции. Как эти шаги согласуются с версией, что в Беларуси происходит либерализация?

— Для этого есть специальный термин - демократический централизм (смеется). Если правительство контролирует все, но в демократической форме. Перечисленные вами явления — абсолютный регресс. Это возвращение в середину 90-х, когда меняли редакторов СМИ и ими становились люди, лояльные президенту. Это пример того, как власти используют слабость Запада, его снисхождение к Беларуси в поддержке критериев, нарушение которых вне Беларуси вызвало бы у людей большое возмущение. А теперь отношение такое, что это имеет не очень большое значение по сравнению с тем, чтобы Лукашенко оставался в состоянии противостоять России.

Я думаю, это ошибка. Ограничивать медиа просто возмутительно. И это же не ХIХ столетие, как они собираются это делать? Каждый, кто выезжает из Беларуси, имеет доступ к «Хартии», «Белорусскому партизану». Из Варшавы, из Праги — отовсюду.

— Младший сын президента Николай становится все более самостоятельной публичной фигурой. Он не просто сопровождает отца, а действует от своего имени — участвует в соревнованиях, посещает дома постаревших, лично поздравляет весь китайский народ с Новым годом. Или это укрепляет имидж «отца», или, наоборот, будет все больше злить и раздражать людей?

— Конечно, Лукашенко доверяет ему больше всего, потому что сам его вырастил и, возможно, люди через это ему симпатизировали. Но я не думаю, что возможна передача власти. Это трудно представить в любом европейском государстве, возможно, в Центральной Азии это могло бы произойти. И ему нужно быть осторожным с этим. Один из его сыновей в службе безопасности достаточно заметный, но нельзя сказать, что люди привержены к нему.

Причины вроде дармаедкага декрета или экономического кризиса способны вывести людей на улицу. Но экономика растет, и это будет продолжаться пока есть связь с Россией — торговля, дешевые энергоресурсы.

Если говорить о передаче власти, то политическая процедура в Армении очень заметна: в парламентской республике президент может уйти и стать премьер-министром. Это заставило задуматься, что здесь можно сделать что-то подобное, что Лукашенко может стать премьер-министром, но иметь полную власть. Я заметил одну вещь, которую он сделал во время своего выступления. Он сразу же сказал: «Здесь не будет референдумов, я никогда об этом даже не задумывался, такого у меня в голове не было». Армения попыталась первой и это вызвало огромное восстание.

Мог ли кто-то предположить 24 года назад, что этот человек останется у власти? Это было невозможно. В Украине было пять президентов. Даже в России было три президента, а здесь остается один человек.

— В чем его секрет?

— Ничего особенно необычного, на что можно было бы обратить внимание. Он не имеет большого интеллекта. Он не выдающийся оратор. Он популист, конечно, но и Ельцин был популистом. Он стареет, становится нудным, медленным.

Но он одержим властью. В настоящий момент он не имеет возможности обрести ее иным образом. Например, нет уже Союза России и Беларуси. Возможно, у него есть ощущение, что если он потеряет власть, его арестуют. Это кризис легитимности авторитарных лидеров — всегдашний страх того, что произойдет, если они потеряют власть.

Но лидеры не живут вечно. Таким образом, мы должны думать о жизни после Лукашенко.